— Кому следует, тот и заплатит.
— Родные покойного или его друзья, а если таковых не имеется — то его работодатели. Разве это трудно понять?
— Я, к примеру, не понимаю…
— Это — очень просто, — произнес староста «Погребального братства» ледяным тоном. — Содержание кладбища стоит огромных денег. И кто-то должен их платить, не так ли?
— Скорбящие должны платить? Именно сейчас? Когда покойник лежит перед вами?
— Здесь нечего стыдиться. Деньги — это деньги в любом месте.
— А если мы не заплатим?
— Мы оставим тело непогребенным, если таково желание скорбящих близких. — Наконец-то я все понял, — сказал антрепренер. — Не о матери речь, а о деньгах.
— И могильщики должны кушать. Кстати, с кем имею честь разговаривать?
— Это неважно.
— Вы не обязаны отвечать.
С этой минуты на все происходящее легла печать усталого равнодушия. Ни староста «Погребального братства», ни кто-либо из служащих не выходили из конторы. Тучи заволокли небо, и начал накрапывать мелкий дождик…
У меня уже не было сил. Если бы не дождь, я бы уселась прямо на землю. Я хотела вспомнить лицо Генни — и не могла. Но вдруг всплыла предо мною моя престарелая родственница Сарина. Я знала, что она явилась лишь за тем, чтобы мучить меня, и закрыла глаза Мы все еще стояли возле конторы кладбища. Антрепренер, не выдержав, рванулся внутрь, завопил:
— Я не стану больше ждать! Я ухожу! Мошенники правят еврейской улицей! Все — только деньги. Генни была и останется навеки дорогим мне человеком. Я ненавижу церемонии. Все знают — я создатель ее потрясающей карьеры. Вы можете забрать ее тело, но дух ее жив. Она заслужила иные — достойные — похороны, как у христиан. Уж меня-то, во всяком случае, вы здесь не похороните. Я завещаю, чтобы мое тело сожгли. Я не верю в воскрешение из мертвых.
Служащих все это ничуть не тронуло, и они никак не отреагировали. Тогда антрепренер заговорил о другом — о смерти молодого скрипача. Он умер в гостинице, и «Погребальное братство» в тот раз тоже содрало огромные деньги за его похороны.
— Да и вы, я вижу, говорите о деньгах, — равнодушно заметил староста «Погребального братства».
— Мне — можно. Я добываю деньги для артистов. Если бы не я, в провинции вообще не было бы искусства. Без меня провинция захирела бы и зачахла. Кто привез сюда молодых пианистов, скрипачей, известных лекторов? Кто? Кто им платит? Вы только отбираете, тащите, присваиваете…
— Мы тоже служим обществу.
— Ужасна ваша служба, чудовищна, так служат дьяволу. Я ухожу. Не желаю находиться в обществе кровопийц. Пошли! — заключил он и направился к воротам.
