Защита от дурака | страница 33
— Значит, ЗОД бессмысленна?
— Она как бы бессмысленна, — лыбится. Смотрит на меня. Улыбка вянет. Испуганно: — Ты что?
Я вижу под столом его туфли. Полдольки времени на два удара. Успею.
— Отбой, — внезапно снова улыбается Джеб. Берет со стола… голубую бумажку и протягивает мне.
— Я доложу о вас, скорее всего, вас примут. Вы жесткий парень. А сжег я просто чистый голубой листочек. Ловкость рук. Что вы имели в виду своим взглядом? У меня мороз по коже… Экинвы, да?.. Если будете работать у нас, вам надо умерить свою жестокость. Ведь вы — суший изверг… изувер… Вы в детстве кошек не жгли в своей Аграрке?
— Нет, что вы. Я их ложил в мешок и колотил мешком о столб. А чтобы сжигать — никогда. Что я — зверь, что ли?
— Признаться, я одинок, — весело говорит Брид. — Нас, лиловых, боятся. Мы — верные псы ЗОД — и чуть что, готовы любого послать на Г/А. Там, где другой прозевает нарушение условий разума, мы чутко уловим отклонение от нормы. С такими друзьями опасно дружить.
Сидим в кафе. В углу на полстены ласкатель. Глянул. Интересно. Диктор:
— Суть взаимоотношений агломерата и агломератки есть любовь. Это чистое возвышенное чувство, так поэтично описанное многими пиитами прошлого и настоящего, достигло своего апофеоза в рамках ЗОД. Оно лишилось своего скотского содержания, мы воспряли к бесплотской, истинной любви. Ломкое чувство окрепло, благодаря усилиям по его охране от Него, и Ему уже его не сломать…
Я кивнул на экран: — Брид, любовь-то не беззащитна!
— Шут, — говорит Брид. — Единственное, что сделал Победивший Разум, так это сократил до минимума процедуру сближения полов. К этому мы действительно «воспряли».
После молчания говорит:
— ЗОД — штука тонкая. Одно из ее гениальных открытий — перетасовка слов. К сожалению, это открытие применяется не в полной степени.
— А что это такое?
— Ну, например, тебе плохо. А ты говоришь: «Мне хорошо». Или, наоборот, тебе хорошо, а ты говоришь: «Мне плохо». Ты боишься выйти вечером, чтобы не напороться на Дурака, но говоришь вслух: «Вечерами я люблю поразмышлять в домашнем уюте». Или, например, у тебя чего-нибудь нет, а ты говоришь: «У меня этого не хватает». И Он может подумать, что это у тебя есть, но не в достаточном количестве, в то время как у тебя этого нет ну ни грамма. Или, например, случается что-нибудь постоянно, без передыха, а ты: «Бывает, порой», — и Он может подумать, что это случается иногда, не как правило, в то время как не бывает, чтобы этого не случалось. Видишь рытвину, а называешь ее — холмиком. Однако, если заменить все-все слова на противоположные, то Его это не собьет с толку. Он сразу догадается, что под каждым словом следует разуметь прямо противоположное. Поэтому только часть слов имеет противоположный смысл. И, главное, никто не знает, какая именно часть. Поэтому Ему очень трудно ориентироваться в нашем мире — чего мы и добиваемся. Он, то и дело, принимает за чистую монету — монету грязную, а грязную монету — за чистую. Зато умному агломерату все понятно с первого взгляда: и то, что плохо, и то, что не порой, а всегда, и то, что не хватает. Впрочем, иногда даже умники попадаются на удочку. Но ненадолго… Кстати, о любви. Видишь тех двух агломераток за столиком — ну, одна сюда поглядывает. Пересядем-ка к ним.