— Что? — противным дребезжащим голосом спросил я.
Но по его глазам я уже знал. Он нажал кнопку. Взвыл сирена. Я вскочил с кровати и бросился к нему. С потолка стремительно опускалась перегородка, которая должна была преградить мне путь, но я успел подкатиться под нее, вскочил. Защита была рассчитана на обессилевшего после Г/А, а мой организм оказался крепче теоретического.
Я схватил стул, размахнулся — и опустил на голову опешившего агломерата в белом. Он охнул и упал. Двери распахнулись, в комнату ворвались вооруженные агломераты. Сирена выла.
Среди вбежавших был Примечание. Я молча сонно глядел на него.
Примечание наклонился над неподвижно лежащим телом.
— Его больше нет, — сказал он, разгибаясь.
— Это ДУРАК, — сказал я устало, неприятным, дребезжащим голосом. — Я давно его подозревал, и вот решил лично провести Г/А… пока он существует.
— Вход защищали твои агломераты? — спросил Примечание. — Они оказали бешеное сопротивление и все погибли.
— Да, это были мои агломераты. Я убил Его! — много увереннее ответил я, отгоняя сонную одурь. — Я Его убил!
Затем схватил со стола оранжевую карточку, чтобы порвать ее, но пробежав столбики цифр — имени не стояло, не стал ее уничтожать, а вручил Примечанию. Со временем я узнаю имя убитого и все прочее, нужное мне для поддержания версии.
До сознания моих спасителей стал доходить не трагический, а торжественный смысл происшедшего.
— Свершилось! — произнес Примечание.
И эхом повторили за ним все: «Свершилось!»
Меня подхватили и вынесли наружу. Все смеялись, прыгали, как агломераши. Весть быстро разносилась. На шиманах вокруг включили сирены — хотелось шума, крика.
Вдруг грянула музыка. Толпы становились гуще, восторженней. И я плыл над ними, непонимающе-восхищенно оглядывая серые массы, которые колыхались подо мной.
Они дрожали от возбуждения, а музыка подхватывала это дрожание и преобразовывала его в грозную вибрацию, сотрясающую планету…
Серая масса сгущалась, темнела и наконец стало совсем темно и уютно…
* * *
Я снова лежал на кровати. Теперь обычной, больничной. В комнате сидели три врача.
— Не волнуйтесь, Бажан, — почтительно сказал один из них. — Кризис миновал. Вам следует отдохнуть. Уже завтра будете в норме.
Они поняли, как мне мучительно разговаривать, и вышли.
Один.
ДУРАК.
Не даром родители испугались и меня — в Аграрку. Недаром тамошние агломераши — смеяться над я. В играх всегда меня Дураком. Неспроста я кошек и собак. Неспроста я Защиту с таким энтузиазмом, тогда как все агломераты улавливали в ней многое достойное презрения и насмешки, а с какой тупой жестокостью я искоренял все непонятное мне будучи лиловым, а как легко я донес на брата, а как трогательно угодливо я выдал Примечание.
