— Извините, у меня неприятности. Я, как слепой…
— Слепой — глаза перемени. Больница — вот она.
— Послушайте, я провинился. Но вам-то зачем быть таким хамом и дураком?
Он разинул рот. Буквально разинул. Я едва не расхохотался, но мне было не до него.
— Я обвиняю вас в том, что вы — Дурак! — заорал дебелый скандалист, выскочив на тротуар и наступая на меня.
— Бросьте. Не то время. Защита сдохла. Слово «дурак» стало ничем не примечательным словом, ругательством — не более.
— За такое оскорбление по закону — Г/А!
Он вдруг кинулся на меня и с разгону опрокинул. Я упал, теряя сознание.
Я очнулся, наверно, через дольку времени. Жестоко болела голова. Сквозь туман я видел несколько фигур, склонившихся надо мной. Кто-то навалился мне на грудь.
— Что вы делаете? — простонал я.
— Ты на нашу серенькую одежку не гляди, мы — лиловые, и покажем тебе, сдохла ли Защита. Тащите его на Г/А.
Эх, Примечание, какой же ты порядок навел… Или до всех не успел добраться? Что-то тяжелое обрушилось мне на голову, и я снова поплыл черной речкой.
Невидимая дверь щелкнула за моей спиной. Чудовищная пружина соскочила с предохранителя, и в несколько секунд мерзостный капкан сомкнул свои челюсти…
* * *
Я открыл глаза. Потолок — белый. Усилием страха я приподнялся… Я сидел на белой постели в комнате с белыми стенами. Боли не было. Была странная пустота и легкость. В дальнем конце комнаты, где не было ничего, кроме кровати, стоял агломерат в белом комбинезоне и что-то делал у стены, где помигивали зеленые, синие и красные лампочки. Я, очевидно, бредил: в Агло не может быть белой комнаты с разноцветными лампочками.
Странный агломерат повернулся ко мне и сказал просто, без аффектации:
— Приготовьтесь узнать результат вашего Глубокого Анализа.
Мне стало все безразлично. Я снова лег. Отчекрыжили сорок ступеней жизни. Молодцы.
Я все же наблюдал за белым комбинезоном. Подонок. В стене что-то звякнуло, из нее выскочила большая плотная оранжевая карточка. Белый небрежно взял ее, мельком взглянул на броские столбцы черных значков. Было очевидно, что за жизнь он видел тысячи подобных карточек. Для него это — рутина.
Он нажал кнопку, и из стены выдвинулась платформа со столом и стулом. Он швырнул карточку на стол и, не заботясь сообщить мне сразу результат, хотел сесть за стол — надо полагать, заполнить отчет о только что проделанном.
Вдруг он замер, медленно-медленно потянулся к карточке — что-то его в ней привлекало. Я привстал. Он пристально вглядывался в черные значки, постоянно оглядываясь на меня.
