- Вкусно зелененькое? - спрашивала Катя с милым ехидством, с прищуром глядя на Ксюшу.
- А твое червивенькое? - отвечала младшая.
К обеду все они шли к старикам. Сестры немедля мирились, когда речь заходила о деревенских новостях.
- Алька-то с Серегой, - утверждала Ксюша.
- Быть не может, он же на Гальке жениться собирался. Сваты уже ходили, - не верила Катя.
- Я тебе говорю. Вчера на мотоцикле проезжали.
- Ну, может, он ее подвозил.
- В три часа ночи, - издевательски отвечала Ксюша, - За мосты…
“За мосты” - так называли те уютные поляны, куда влюбленные деревенские уезжали на мотоциклах или уходили порой.
Захарка посмотрел на сестер и подумал, что и Катя ходила “за мосты”, и Ксюша тоже. Представил на больное мгновение задранные юбки, горячие рты, дыхание и закрутил головой, отгоняя морок, сладкий такой морок, почти невыносимый.
Отстал немного, смотрел на щиколотки, икры сестер, видел лягушачьи, загорелые ляжечки Ксюши и - сквозь наполненный солнечным светом сарафан - бедра Кати, только похорошевшие после родов.
Хотелось, чтобы рядом, в нескольких шагах, была река: он бы нырнул с разбегу в воду и долго не всплывал бы, двигаясь медленно, тихо касаясь песчаного дна, видя увиливающих в мутной полутьме рыб.
- Ты чего отстал? - спросила Ксюша, оборачиваясь.
Захарке хотелось, чтобы этот вопрос задала Катя. Катя разговаривала с Родиком.
- Пойдемте купаться? - предложил он вместо ответа.
- А ты Родика донесешь? - спросила Катя, обернувшись, - несколько шагов она шла по улице вперед спиной, улыбаясь брату.
Захарка расплылся в улыбке, против своей мрачной воли.
- Ко. Неч. Но, - ответил он, глядя Кате в глаза.
Родик тоже, подражая матери, развернулся и пошел задом, посекундно оборачиваясь, сразу запутался в своих ногах, повалился, и все засмеялись.
Они уже не помещались на кухне и обедали в большой комнате, за длинным столом, покрытым цветастой клеенкой, тут и там случайно порезанной ножом, а еще с пригоревшим полумесяцем раскаленного края сковороды.
Сестры хрустели огурцами.
Захарке нравился их прекрасный аппетит.
Было много солнца.
Катя положила Родику картошки в блюдечко. Он копошился в ней руками, весь в сале и масле, поминутно роняя картошку на ноги. Катя подбирала картошку с ножек своего дитя и ела, вся лучась.
Захарка сидел напротив, смотрел на них и тихо гладил голой ступней ногу Кати. Она не убирала ноги и, казалось, вовсе не обращает внимания на брата. Опять подзуживала младшую сестру, слушала бабушку, рассказывавшую что-то о соседке, не забывала любоваться
