— Привет.
Адам обернулся и поднял голову — Фаусто. На сей раз бывший партизан выглядел получше. Правда, на щеках и подбородке проступала тень густой щетины, но длинные волосы определенно успели познакомиться с расческой, а рубашка не просилась в стирку и была застегнута почти на все пуговицы. Впрочем, и эти незначительные уступки щегольству не могли в полной мере замаскировать врожденное неуважение к условностям.
— Можно? — спросил он, опускаясь на свободный стул.
— Конечно. — Адам пододвинул к себе пачку и демонстративно пересчитал сигареты.
Фаусто улыбнулся:
— Не волнуйся. Сегодня я со своими.
— Как дела?
— Неплохо. Устал. Слишком много работал.
— Я даже не знаю, чем ты занимаешься.
— Всем понемногу, — ухмыльнулся итальянец. — У меня домишко в горах. Там всегда найдется чем заняться. Сейчас строю свинарник.
— У тебя есть поросенок?
— Пока нет, но, когда появится, можешь не сомневаться — это будет самый счастливый поросенок на свете. — Он взглянул на лежавшую на столе книгу. — Данте, вот как? Lasciate ogni speranza voi ch'entrate.
Адам уже знал эту строчку, одну из самых знаменитых, — эти слова были начертаны над воротами Дантова Ада: Оставь надежду всяк сюда входящий.
— Ты ее знаешь?
— Знаю ли я «Божественную комедию»? А ты знаешь Шекспира? Ты знаешь Мильтона? Данте — сын Тосканы. — Фаусто положил руку на книгу. — Именно поэтому тосканский стал языком Италии, ты знаешь об этом?
— Да.
Сочиняя поэму, Данте отказался от латыни в пользу просторечного тосканского, порвав тем самым с традицией и сделав свой родной язык общенациональным.
— Великий человек. Как и другой тосканец, Макиавелли.
— Знаю.
— Но вот чего ты точно не знаешь, так это того, что Николо Макиавелли написал своего «Государя» по дороге отсюда.
— Правда?
— Да, в Сант-Андреа, что километрах в трех отсюда. Его ведь, как и Данте, изгнали из Флоренции. Два великих труда написаны в ссылке. Совпадение? Не думаю.
Фаусто не врал — он и впрямь прекрасно знал «Божественную комедию», вплоть до имен римских пап, оказавшихся волею Данте в его Аду. Фаусто вообще много чего знал, и удивляться этому не стоило — до войны он учился в университете.
Фаусто рассказал, что, будучи в то время членом социалистической партии, боролся с крепнущим в университете влиянием фашистов. Потом, когда уже после подписания перемирия итальянцы вдруг оказались под немецкой оккупацией, он принял участие в борьбе за освобождение страны. Сначала помогал распространять подпольные газеты с броскими названиями типа
