Он закурил сигарету.
— Люди во всем мире думают об Италии как о древней стране. Это не так. Мы молоды, моложе Соединенных Штатов. Мы объединились в 1870-м, меньше ста лет назад. Мы даже не страна еще и, думаю, не скоро ею станем. На это потребуется много времени. Нет, чертовы сиенцы не забыли Монтаперти. Та победа — часть того, что они есть. Как Гастингс часть того, что есть вы, англичане. Гастингс — одна из величайших битв в истории. А знаешь почему? Потому что горстка сражавшихся там людей изменила ход истории вашей страны.
Фаусто приложился к бутылке.
— Но ты же пришел сюда не для этого. Или я ошибаюсь?
— Не ошибаешься.
— Ну так говори.
— У меня вопрос. Насчет Гаетано.
— Гаетано?
— Садовника, который ушел в прошлом году.
— Я знаю, кто такой Гаетано.
— Где он сейчас?
— Во Вьяреджо. У моря. У него там бар. Модное заведение, называется «Ла Капаннина».
— Ты там бываешь?
Фаусто посмотрел на перепачканные раствором руки.
— А ты как думаешь?
— И сколько же стоит такой бар во Вьяреджо?
— Говорят, ему досталось наследство от какого-то родственника с юга.
В его голосе явственно прозвучала нотка скептицизма.
— Не веришь?
— Откуда мне знать? И тебе-то какое до него дело?
Адам набрал воздуху, как перед прыжком.
— Когда мы разговаривали с тобой в прошлый раз, ты сказал, что Гаетано изменил показания насчет той ночи, когда погиб Эмилио.
— Я был пьяный.
— Соврал?
— Тебе это зачем?
— Просто скажи, что ты имел в виду.
Фаусто вздохнул:
— Послушай, об этом моему отцу рассказал на следующий день дядя Гаетано.
— О чем?
— О том, что его, когда он шел на виллу, едва не сбили с ног убегавшие немцы.
— Так Гаетано сказал?
— Своему дяде.
Адам ненадолго задумался.
— Значит, он пришел позже. Когда все случилось, его там не было.
— Дело давнее. Кто знает, что на самом деле случилось? Да и кому это надо?
— Мне.
Фаусто подался вперед:
— Послушай меня. Дела Доччи касаются только их. Кто ты? Сколько ты у них жил, неделю? Ты не знал их раньше и, скорее всего, никогда больше не увидишь. Так что не вороши прошлое.
— Почему ты решил, что я не знал их раньше?
— Что?
— Почему ты думаешь, что я не знал Доччи раньше?
— Ты сам сказал.
— Я не говорил.
— Говорил.
— Нет.
— Porca l'oca! Посмотри на себя! Посмотри! Окатил бы я тебя водой, да колодец пересох. Я ведь предупреждал. Предупреждал? Возьми себя в руки! Ты ведешь себя как сумасшедший. Не трогай их. Оставь.
Адам хотел сказать, что пробовал, пытался — и даже не раз, — но не смог. Теперь у него больше не оставалось выбора.
