Дикий сад | страница 117
— Спасибо.
Она зажгла свечу и поставила перед триптихом.
— Может быть, теперь бедняжка упокоится с миром.
Он удивленно посмотрел на нее — неужели и синьора ощутила то же незримое и тревожащее присутствие?
— Никто ведь не знает, где именно ее положили?
— Когда хоронили Эмилио, нашли какие-то кости, но это ничего не значит.
— Почему его похоронили здесь?
— Эмилио?
— Я в том смысле… сколько здесь Доччи?
— Большинство лежат на кладбище Сан-Кассиано. Там есть место и для меня, рядом с Бенедетто. — Она помолчала. — Так решил Бенедетто. Другие варианты даже не обсуждались. Муж хотел, чтобы Эмилио был здесь.
Синьора Доччи сделала несколько шагов и остановилась на том месте, где покоились останки ее сына.
— Старики устраивают войны, но драться отправляют молодых. Мне это кажется несправедливым. Им бы стоило воевать самим. — Она грустно улыбнулась. — Будь так, наверное, войн стало бы меньше. Бедные мальчики. Родители не должны видеть, как умирают дети. Жить с этим нелегко. Бенедетто не смог. Он совершенно переменился. Я даже думала, что муж потерял рассудок. Представьте, запретил хоронить Эмилио, пока не достанут пули. Их вынули. — Она повернулась к стене. — Они там, за табличкой, вместе с пистолетом.
— Правда?
— Об этом никто не знает. Только я. А теперь еще и вы.
Он гнал эти мысли, но они упрямо возвращались и стучались, стучались… Странному поведению Бенедетто в отношении пуль и пистолета могло быть два объяснения. Одно Адам уже услышал: несчастный отец действительно спятил. Второе требовалось проверить, а для этого нужно было попасть на верхний этаж и, следовательно, взять ключ из бюро в спальне хозяйки.
К сожалению, сразу по возвращении из часовни синьора Доччи сослалась на усталость и удалилась к себе, попросив Марию подать ланч на верхнюю лоджию. Ничего не поделаешь, ободрил себя Адам, нельзя получить все сразу. Если придется ждать, так тому и быть. К тому же после звонка домой появилось еще одно дело.
Едва услышав в трубке голос матери, он как будто лишился и дара речи, и здравомыслия. И дело было не только в ее раздражающей привычке отвечать на звонок словами:
— Дом Стриклендов.
— Мам, это я.
— Адам, дорогой. Как ты?
Как ей это удается? Откуда эта искренняя теплота и восторг? В ее положении…
— Нормально. Хорошо. Да…
Он хотел сказать, что был слеп, бесчувственен, эгоистичен. Хотел сказать, что знает, через что ей пришлось пройти. Хотел уверить, что в конце концов все будет в порядке, что, даже если отец уйдет, у нее всегда будут они, он и Гарри, и что жизнь стоит того, чтобы жить.