Что касается Адама, то он свои предположения держал при себе.
Дойдя до амфитеатра, синьора Доччи сказала, что хочет отдохнуть, и, попросив оставить ее одну, опустилась на скамью. Минут десять она смотрела на Флору, потом промокнула глаза и подозвала Адама.
— Как вы? — спросил он, садясь рядом.
— Вы сами не понимаете, что сделали.
— И что же я сделал?
— Что-то невероятное. Криспин будет гордиться вами. И я тоже. — Она похлопала его по колену. — В моем возрасте уже не ждешь ничего нового.
Узнав, что Антонелла уезжает, Гарри заявил, что не может упустить случай совершить еще один набег на Флоренцию. Предупреждение, что он, садясь с ней в машину, рискует собственной жизнью, действия не возымело. Адам проводил «фиат» крестным знамением.
Возвратившись на виллу и не найдя синьору Доччи, он окликнул ее.
— Сюда, — долетел до него глухой голос.
Хозяйка была в кабинете, у камина, перед небольшим портретом далекого предка, Федерико Доччи.
— Пожалуйста, называйте меня Франческой.
— Франческа… — повторил он, пробуя имя на слух.
— Я настаиваю.
— Непривычно.
— Для меня тоже. Я никогда не была Франческой. Всегда хотела быть Терезой.
— По-моему, немного слишком… святое.
Едва сказав это, он подумал, что зашел, пожалуй, слишком далеко, но ее губы, дрогнув, сложились в улыбку.
— А ведь вы и впрямь знаете обо мне слишком много. — Она повернулась к портрету. — Думаю, не сжечь ли его.
— Вы же не хотите.
Синьора Доччи покачала головой.
— Теперь понятно, почему у него такое выражение.
— По-моему, мы видим то, что хотим видеть.
— Господи, вы говорите, как мудрый старый профессор.
Адам изобразил подходящее случаю смущение.
— Я хотела бы сходить в часовню. Вы мне поможете?
На террасе вовсю трудились садовники — подстригали кусты, разравнивали гравий, подкрашивали бордюры. Синьора здоровалась с ними, но не останавливалась.
— Вы религиозны? — спросила она, когда они подошли к часовне.
— Нет.
— А когда были ребенком?
— Мне нравилось слушать истории.
К счастью, метафизического диспута не последовало.
— Да, истории хорошие, — только и сказала синьора Доччи.
Войдя в часовню, она перекрестилась и, тяжело опираясь на палку, стук которой о каменный пол отдавался глухим эхом, направилась к алтарю. Не зная, чего от него ожидают, Адам задержался у порога.
— Вряд ли Господь поразит вас в своем собственном доме, — бросила через плечо синьора Доччи.
Он последовал за ней. У алтаря она достала из кармана свечу — поминальную свечу в красном стеклянном стаканчике — и коробок со спичками. Адам протянул зажигалку.
