незыблемое правило работы. Конечно, клиенты были довольны таким индивидуальным обслуживанием, с которым никогда раньше не сталкивались в других магазинах, и это также привязывало их к Neiman-Marcus. Молва разлетается быстро, и через год у магазина уже был круг постоянных покупателей, которые рассказывали об этом уникальном магазине всем своим друзьям в округе.
Neiman-Marcus между тем продемонстрировал прибыль в первый же год работы. Это было выдающимся достижением для компании с небольшим капиталом, которой руководили трое молодых мечтателей, имевших, с одной стороны, высокие идеалы, потрясающую целеустремленность и трудолюбие, а с другой – ограниченное образование и мизерный опыт в самостоятельном ведении бизнеса.
Вся большая семья Маркус-Нейман: мои отец, мать и дедушка, тетя Кэрри и дядя Эл – была воодушевлена новым предприятием; и, собираясь за обеденным столом, они горячо обсуждали события дня, слабые места и очевидные успехи, складскую систему и качество работы сотрудников. Как и многие еврейские семьи, они чувствовали личную ответственность за благосостояние других членов семьи, поэтому, если кто-то из шуринов, племянников или племянниц не мог найти работу, они давали ему место в своем магазине. Не всегда родственники были ценным приобретением, но ни один член семьи никогда не был уволен. Нехватка таланта или сил восполнялись преданностью и честностью. Например, мой дедушка Маркус, бывший торговец хлопком, занимал почетное место у главного входа в магазин, где радушно приветствовал покупательниц и угощал каждого входившего ребенка конфетами из кармана своего пальто.
Шло время, магазин развивался, я подрастал. Мои родители не могли позволить себе прислугу, и, когда мать шла в город за покупками, я частенько проводил время в отделе, где подгонялись платья, катая по полу игрушечные тележки из спичечных коробков и катушек. Так что можно сказать, что мои отношения с Neiman-Marcus начались буквально с двухлетнего возраста и с самых низов, то есть с пола.
Мои воспоминания о раннем детстве состоят из серии мимолетных впечатлений: шлейфы, шляпные болванки; лошади-качалки, принесенные моими любящими тетками; частые болезни, в дни которых со мной рядом всегда был отец, гладивший меня по голове и певший «Мой старый дом в Кентукки», чтобы убаюкать меня; мои падения с переднего сиденья нового дядюшкиного автомобиля «пирс эрроу». Я помню мою мать, следившую за дисциплиной в семье, наводящую порядок с помощью обратной стороны своей расчески, постоянные увещевания моей бабушки Лихтенштейн, что моя совесть – самое важное качество, которое надо развивать. Помню дядю Леона Лихтенштейна, который играл со мной в мяч и брал меня с собой на первые в моей жизни бейсбольные матчи. Помню ужасные приступы тоски по дому, когда мама впервые оставила меня в школе. Помню катание в старом открытом трамвае до конечной остановки. Помню автомобиль моей тетки – один из первых в городе, – которым мне даже однажды позволили порулить. Запах бумажного пакета с ланчем, где лежали сваренные вкрутую яйца, сэндвичи и бананы, до сих пор незабываем. Большим удовольствием были поездки за город в автомобиле дяди за свежими деревенскими яйцами и маслом, хотя они всегда бывали отмечены как минимум двумя или тремя проколами колес.
