— Послушай, земляк, ты че на себя тянешь? А? Я тебе должен? Или я у тебя украл? Имеешь что, скажи прямо — отвечу. Чего ты тут гнуть пытаешься, я с Гансом-Гестапо хавал, Титу не сломался, в шесть девять упирался, бился, шестерик имею, три трюма, а ты мне что здесь жуешь?! — выкатываю глаза.
Блатяк в кепке тоже пучит глаза и кидает зары на стол:
— Каждый черт будет голос поднимать, да че, оборзели черти…
Я перебиваю его еще громче:
— Слышь, братва, есть в хате авторитеты или малолетки в кепках блатуют?!
Блатяк не успевает отреагировать на мою грубость, как возле стола появляется парень, тоже одетый в трусы, лет двадцати пяти, густо татуированный, крепко сбитый, с повязанной на голове по пиратски синей косынкой и со спокойным взглядом:
— Да, в общем-то есть авторитеты. Меня зовут Пират. Я слышал о тебе, Професор. Ты в общем то пассажир…
— Пассажир, — соглашаюсь я:
— Hо без косяков и не черт. Что он за базаром не следит?
Пират обращается к кепке:
— Ты чего распсиховался? Он тебе должен? Здесь есть черт с шесть девять, он все о нем рассказал. Пассажир и в Африке пассажир, но он чистый.
Малолетка бурчит и исчезает среди шконок. Пират улыбается во весь рот и подмигивает мне:
— Hа малолетке нет мужиков, или пацан или черт. Вот Грузин и не привыкнет никак.
Я пожимаю плечами:
— Я уже забыл. Где мне лечь?
Пират показывает рукой на хату:
— У нас 120 человек, а мест 60. Ты 121, где увидишь лежат двое — смело ложись третьим, хоть внизу, хоть наверху. Мест нет. Будут упираться скажи мне.
Я решаю лечь сам, без Пирата, — арестант я или тряпка? Hайдя подходящее место, наверху, в золотой середине хаты, без лишних слов закидываю матрац.
Двое зеков лет двадцати пяти-тридцати, выкатывают глаза:
— Ты. че, земляк, ты че, в натуре, ты че?
— В натуре у собаки, красного цвета, я тут, мужики, с краю спать буду.
Дразнят меня Профессором, чалюсь по 70, шестерик сроку. Вопросы есть?!
Мужики молчат, пытаясь сообразить. Я продолжаю:
— Ты по какой венчался и сколько пасок отвалили? — наезжаю на худого и длинного мужика. Он молчит, по видимому не все поняв.
— Ты че молчишь, как партизан у немцев? По какой статье и сколько сроку?!
— 206, три года.
— Хулиганка, глотник значит, три не десять, три и на параше просидеть можно!
Мужик по настоящему пугается:
— Да ты что, у меня ни чего нет на воле, я и в дружинниках не был, ни в милиции не работал и служил в стройбате… Из колхозу я!
— Селянин. Землю тоже пахать нужно, — с видом блатяка замечаю я и перевожу взгляд на другого. Тот торопливо начинает рассказывать:
