Так радостные дни сменились кошмаром. На первый взгляд ничего не изменилось. Лаэрнике по-прежнему посещала все службы. Я старалась постоянно быть рядом и забросила тренировки, чтобы вставать вместе с ней на всенощную. Я водила ее к собору, откуда она взлетала, но потом всегда придумывала какой-нибудь повод, чтобы вместо прогулки по городу (и возможности встретить Диего де Геррера) сразу же вернуться в монастырь. Я видела — Лаэрнике труднее и труднее сосредоточиться на молитве; мысли ее явно блуждали где-то далеко.
Я пыталась поговорить с ней. Лаэрнике отвечала, что старается забыть дона Диего, но у нее получается плохо; наоборот, чем дальше, тем больше она думает о нем. Я пробовала отвлекать ее разговорами на другие темы, но это тоже не помогало. Я совершенно не знала, что делать.
На третий день после злосчастного поцелуя Лаэрнике начала слабеть. Хуже того, она стала терять память. Она даже не могла вспомнить имена многих монахинь, хотя хорошо знала их всех. Меня она, слава Богу, помнила и радостно узнавала, и то лишь потому, что я всегда была поблизости. Иногда мне казалось, что я — единственная ниточка, связывающая Лаэрнике с внешним миром.
От дона Родриго не было ни записки, хотя я отправила ему два письма. Зато Пако доставил мне "от неизвестного сеньора" другое письмо, в котором говорилось, что если я не хочу смерти Лаэрнике, то должна привезти ее дону Диего Хуану де Геррера, потому что только рядом с ним, — мужчиной, поцеловавшим ее, — она сможет вернуться к жизни.
Я написала ответ, что скорее придушу Диего Хуана де Геррера собственными руками, чем исполню это требование.
С матерью Маритой у меня состоялся короткий, но не очень приятный разговор.
— Теперь вы понимаете, почему я советовала не привязываться к Крылатой, — говорила аббатиса. Мы с ней прогуливались по галерее второго этажа, над внутренним двором. День был прохладным и пасмурным, накрапывал дождь. — Вопреки людским поверьям, Крылатые не приносят счастья. И вам привязанность к сеньорите Анне принесла лишь огорчения и боль… Даже если вы отдадите девушку Диего де Геррера, это ненадолго продлит ей жизнь. Она все равно погибнет, но перед смертью она раскроет все дремлющие в ней дьявольские силы. Так что лучшим будет для нее тихо умереть здесь, в святой обители.
— Мать Марита, простите за прямой вопрос… До того, как вы ушли в монастырь, у вас были дети?
— У нас с сеньором де Альвез родился мальчик, но он умер шести дней от роду, — ответила аббатиса. Я смутилась:
