Он прошел через широкую дверь в короткий коридор и оказался в длинной, серой, яйцеобразной комнате, где находились спящие. Мерцающий свет был приглушен. Стен слышал лишь глухие покашливания. Казалось, мужчины лежали в больших стеклянных гробах с крышками. Трубки и электрические провода вели к распределительному щиту, вделанному в стену. Весь этот лабиринт проводов обеспечивал работу приборов, которые отмечали отклонения, проверяли состояние сердца, мозга, дыхания, каждый час делали анализы крови и содержимого желудка и вычерчивали диаграммы общего обмена. Для стабильности окружающей обстановки необходимо было знать состояние каждого члена экипажа. На другом щите отмечалась активность сна: почти всем членам команды снились кошмары, а это могло привести к психическому срыву.
Здесь все было в порядке. Люди лежали в своих гробах. Некоторые вытянули руки вдоль туловища, некоторые скрестили их на груди. Каждый второй сжимал кулаки, что свидетельствовало о психопатологии. Пережитые события так глубоко залегли в подкорках мозга спящих, что их мысли невозможно было прочитать даже с помощью приборов и датчиков.
Их путешествие должно было продолжаться две недели. По космическим меркам, не так уж и долго. Людей без ущерба для их здоровья можно было разбудить в любой момент. На многих кораблях предпочитали погружать команду в сон, если полет длился больше недели. С одной стороны, это позволяло экономить воду и еду, которых всегда не хватало. С другой стороны, сон берег людей от бед. Ведь если кто-то из членов экипажа ломал, к примеру, ногу, то трудно было оказать ему на корабле квалифицированную медицинскую помощь.
Стен радовался, что в данный момент ему не приходилось ни с кем спорить. Однако его не радовало, что Хобан предпочел погрузиться в сон вместе с экипажем. Маковский предпочел бы коротать время за разговорами с капитаном.
— И мне бы этого хотелось, — признался Томас. — Но, если честно, мне сон необходим, ведь чертовски важно восстановить силы.
Хобан переживал не лучшие времена после того, как его отстранили от командования. И вместо того чтобы бороться, он стал пить. Эту привычку он не бросил и на службе. Но даже с помощью всех этих регистрирующих приборов, которыми набит любой космический корабль, трудно было определить, насколько он пьян и пил ли он вообще. Все зависело от индивидуальной алкогольной толерантности. Даже свидетели, корабельные офицеры, не могли прийти к единому мнению по поводу того, что происходит и чего можно ожидать от Хобана.
