Мир удивителен, он переполнен часами, минутами, секундами, от звезд нас отделяют миллионы и миллионы километров, но в восемь пятьдесят холодные глаза старика враждебно уставятся на меня, что бы ни случилось на земле.
Однажды утром я спрятался в парадном и, высунувшись, наслаждался его изумлением, когда он меня впервые не увидел. На этом я потерял две минуты и вынужден был поспешить, чтобы прийти на службу в девять. Как всегда, ровно в девять. Бедное старое время, почему ты так злобно преследуешь маленьких людей?! Когда-то твоими жертвами были герои, великие полководцы, а теперь ты неустанно гонишься за худыми человечками в серых пиджаках и с покрасневшими от недосыпания глазами.
Есть на земле остров, куда все часы мира попадают в конце своей трудолюбивой жизни. Ускользнув от беспощадных рук любопытной детворы, они опускаются на траву и отдыхают в ней, прекрасные, как цветы. Их стрелки остановились — у одних на пяти часах, у других на девяти часах и двух минутах. Ведь у каждых часов было свое любимое время.
В день Страшного суда они снова затикают, и вырастут у них крохотные невидимые крылышки. Они взлетят и опустятся в жилетный карман своих прежних владельцев: вора, барона, мальчишки. И скажут барону, вору, мальчишке: «Знаешь, сейчас четверть шестого». И все пойдет как прежде.
Я устал, кредиторы охотились за мной, было ясно — скоро они меня обнаружат. Признаюсь вам, я решил покончить жизнь самоубийством. Но в последний момент передумал. Я стоял на мосту Ваграм, туман скрывал воды реки, но до меня доносилось ее клокотание. Я снял пальто, шляпу, положил их на парапет и бегом скрылся в ночи.
В десять утра в дверь постучали. Вошел худой, довольно приличного вида человек.
— Я от фирмы «Бенсон», — сказал он.
— У меня нет денег, — ответил я.
Он коротко хохотнул.
— У меня тоже, — и добавил: — Мне платят проценты со всего, что я выколочу… Я ищу вас с раннего утра. Только я мог вас разыскать. — Он поглядел по сторонам и показал на пианино. — К примеру, это…
Мы долго спорили, все громче и громче, пианино я отдавать ни за что не соглашался: это мой рабочий инструмент.
— Я не отступлю, — сказал он. — Я голоден.
Никогда еще мне не встречался такой упорный и бессердечный сборщик налогов. Его глаза словно превращали любой предмет в моей комнате в сандвич.
Я умолял его, просил дать мне два дня отсрочки и вдруг — вы не поверите — заметил, что пальто на нем — мое.
— Я нашел его на мосту, — объяснил он. — Хотел покончить счеты с жизнью. Но как ни странно, стоит иной раз увидеть пальто, чтобы ваши намерения изменились. У меня не было пальто… Впрочем, не будем терять времени даром.
