Эльфенок смотрел на него в запредельном ужасе. Так вот в чем дело: маг опасался, что он не вынесет дороги, — и так бы оно и было… Но зачем, для какого нового испытания он ему понадобился?! Слезы все-таки покатились по впалым щекам.
— Отпустите меня… Пожалуйста… Я сделаю все, что хотите… — умоляюще залепетал Диниэр, — пожалуйста… не надо больше…
— Динэ, — оборвал его мужчина, — Я понимаю, что тебе очень трудно доверять мне, но придется попробовать! Я не могу дольше задерживаться в замке Маур, а ты нуждаешься в помощи, чтобы выздороветь и поправиться. И дело в том, что, боюсь, кроме меня, помочь тебе больше некому. Я знаю, что ты видишь во мне, но это не имеет значения. Сейчас я прежде всего врач.
Эльфика по-прежнему трясло, и Дамон добавил уже мягче, но от этого не менее серьезно:
— Я клянусь Изначальной Тьмой, — на эти слова магическая суть отозвалась мгновенной вспышкой, заставив Динэ содрогнуться, — что в Тареште тебя не ожидает новая камера, жертвенный нож или рабская печать!
Борясь с жалостью и надеясь, что горько раскаиваться в своем решении не придется, он оставил растерянного эльфенка всхлипывать в одиночестве, чтобы проверить последние детали перед отъездом.
* * *
Растянувшаяся почти вдвое из-за больного, дорога обернулась настоящим кошмаром для обоих. Диниэр все никак не мог хоть сколько-нибудь успокоиться по поводу того, куда и зачем его везут, и Дамон откровенно замучился с ним. Тем более, что теперь уже полностью вся забота об израненном эльфе, который пока даже сесть не мог самостоятельно, легла на лекаря. Выделенная Конрадом для охраны пятерка, прониклась к господину доктору безмерным уважением еще раньше, во время Похода, — тот и в своем ремесле толк понимал, и за оружие знал, как браться, — а сейчас и вовсе готовы были записать его в святые подвижники. Однако пути это обстоятельство нисколько не облегчало.
Правда, как ни странно, поездка даже пошла эльфенку на пользу. Увидев над собой чистое ясное небо вместо каменной кладки, Динэ почти впал в прострацию сначала. Расширенными глазами он вбирал в себя даль горизонта и высокий простор вместо холода стен, не чувствуя, что по щекам опять бегут слезы… В этот раз Дамон не торопился утешать и успокаивать его, слишком хорошо зная, что значит после заточения увидеть небо, солнце, вдохнуть свежий чистый воздух, ощутить прикосновение ветра. Он лишь следил, чтобы эльфенок был устроен на повозке полулежа и мог видеть как можно больше.
