— Я сам не понимаю, что делать… Не думал, что так выйдет… Ты прости меня… Если сможешь.
Гера опять повернулась ко мне. Глаза ее оставались покрасневшими, но она не плакала.
— А это мои проблемы. Да?..
Визажист пришел, нормальный такой парень, лет двадцати пяти, — не его вина, что в своем деле он ни шиша не петрил. Каждый устраивается в жизни, как может.
Мне он, конечно, удивился. Даже несколько изменился в лице. Но принял плюшку, как настоящий мужчина, с достоинством… Так что неудобно стало, — мне.
И я решил, привезу Геру в Александров, отведу в общежитие, поцелую на прощанье, — и все. Нельзя, из жалости, кошкин хвост рубить по частям. Себе дороже получается… А ей — так еще дороже.
Так что мы все трое — молчали. И не задавали друг другу лишних вопросов.
Казенное имущество отнесли в хозблок. Гера одела такие же джинсы, как у меня, почти такие же кроссовки, и похожую ковбойку, но только с синими клеточками. Наверное, и Птица, и Гера покупали амуницию в одном секондхенде.
— Ничего, что я с вами? — спросил я визажиста.
— Мне-то какая разница, — пожал он плечами, — там места мной не купленные.
— По шее не получишь? За самоволку? — спросил я. — Батька, наверное, знает, про ваше предприятие.
— Ему-то какая разница, ему-то как раз, и все равно… Вернемся ни с чем, только посмеется. А что найдем, — оброк заплатим. С имущества… Только и всего.
Я взял у Геры сумку, которую она не хотела мне отдавать, а хотела тащить сама, перекинул ее с рюкзаком через плечо, — и мы тронулись.
К месту сбора…
Долго шли по вытоптанной дорожке по лесу. Уже темнело… Наверное, солнце зашло, — а в лесу темнеет быстро.
Было не весело. И мне все не нравилось… Особенно не нравился себе, — я сам.
Сбор у них был у каких-то полутемных сараев. Там, на самом деле, толкалось довольно много людей, и стояло две грузовых машины.
Одну из которых я узнал.
Это был «Бычок» Птицы. У него над водительским местом висел вымпел «Передовику социалистического соревнования».
Мы бросили вещи к стене сарая, визажист тут же куда-то ушел, — ему не понравилась наша компания. Гера же делала вид, что не знакома со мной, — а поскольку нас никто друг другу не представил, то и разговаривать со мной нет никакой возможности.
Я все смотрел, отыскивая в полутьме Птицу, — но увидел не его, а Олега Петровича. Собственной персоной.
— Привет, — крикнул я ему. — Вот уж не ожидал от вас такой легкомысленности.
Он подошел, поздоровался со мной за руку.
— Это — Гера, — сказал я.
