— Это все мне? — спросил я, приятно пораженный.
— Я себя наказала, вы не думайте, — сказала Гера. — Всю ночь не спала… За эту ночь я себя возненавидела… Самой лютой ненавистью. Какая возможна… Я бы утопилась. Но у меня, кроме меня самой, больше никого нет…Ведь так?.. Поэтому я решила себя перевоспитать.
— Ты хорошо начала, — сказал я, не в силах отвести взгляда от заботливо накрытого стола. Это такой располагающий знак внимания.
— Я открыла дверь. Он лежал там, — сказала Гера и замолчала.
Тогда я на нее посмотрел. Глаза у нее были обыкновенных размеров, но такие серьезные, каких я от нее никак не ожидал…
Вы когда-нибудь видели очень серьезные глаза молоденькой девушки, одетой в простенькое выцветшее платье, единственное, может быть, у нее, — и стоящей босыми ногами на прохладном дощатом полу.
Я — видел.
— Отволокла его к помойной яме и сбросила туда. И яму эту закопала…
— Так ты его похоронила, — негромко сказал я.
— Я его закопала, — ответила Гера.
— Он же был тяжелый, — сказал я.
— Да, — согласилась она.
— Сколько сейчас времени?
— Полдень, — сказала мне Гера.
Обедали мы молча. Кусок в горло не лез. Так, клевали что-то вилками на своих тарелках.
Я сидел на стуле и чувствовал тяжесть своего тела. Как-будто на него понавесили добавочных гирь. Жевал методично курицу и яичницу с картошкой, не чувствуя их вкуса. Жевал и жевал, точно так, как советуют медики, пережевывал все по тридцать раз, чтобы была польза для здоровья.
— Он же был не живой, дядя Миша, — сказала Гера, — его же до этого уже убили.
— Он-то здесь при чем, — сказал я.
— Это не грех, — сказала мне Гера…
Грех. Не грех, — странное какое-то слово, не имеющее отношения к реальной жизни.
Потому что, — нельзя вернуться. Ничего нельзя вернуть назад…
Ничего не возвращается обратно. Движется только в одну сторону. Только в одну, одну, в одну… Непонятно, — в какую… Но ничего изменить нельзя. Никогда.
Потому что, — никогда никуда нельзя вернуться…
— Следующий раз, когда будет настроение поюродствовать над собой, — сказал я медленно Гере, — делай это про себя… То, что ты говоришь вслух кому-то, предназначено для другого человека. Он тебе верит, и такой тебя запомнит… А ты, вот, к этому времени, смертяка уже закопала… Понимаешь?
— Нет, — сказала Гера.
— Потому что, в тебе есть то, что достойно уважения. И — во мне… В тебе и во мне. В каждом из нас… Сначала найди в себе то, что нельзя обругать, и побудь рядом с этим. А потом уже начинай городить про себя всякую чушь.
