Перпендикулярный мир | страница 12
Опять над дрезиной повисла тишина. Наверное, я сказал что-то совсем особенное. Или они там тряслись над каждым куском…
— Есть хочет, — прервал молчание смелый мальчик.
— Эй, — сказал мне один из мужиков, — мы сейчас кинем тебе кусок хлеба. Ты его при нас съешь. Согласен?
— Я и два съем, если вам не жалко, — сказал я.
— Два съест, — пронесся над дрезиной восхищенный шепот.
Воистину, — параллельный мир…
Я съел оба куска. Это оказалось не просто. Когда торопишься и нечем их запить. Когда нет под рукой стаканчика сладкого чая.
Первый — еще ничего. Второй же встал в горле комом. Поскольку кончилась слюна, а чтобы проглотить хлеб, оказывается, нужно его смочить.
— У вас вода есть? — спросил я тех, в дрезине.
— Подойди, — наконец-то разрешили мне.
Я медленно подошел.
Сердобольная женщина, под опасливыми взглядами остальных, осторожно протянула мне жестяную кружку с молоком.
Я такого вкусного молока не пил никогда в жизни. Куда там божественному нектару, — вот это было истинное наслаждение вкусом. Не передать словами.
От хлеба, и от этого непревзойденного молока я даже немного подобрел. И во мне, так же, как в обитателях дрезины, пропала настороженность.
— Говоришь, тебе в Москву? — спросили меня со смехом. — Тогда садись, подбросим до деревни. Так и быть… Дезертир.
Я подтянулся, схватившись за борт, и мигом оказался в дрезине, мотор которой уже зачихал, готовясь взреветь снова. Мне даже освободили место на лавочке, согнав оттуда какого-то мальца.
— Что случилось? — с улыбкой спросил я. — Почему кровь, почему два куска хлеба?
— Узнаешь со временем, — сказали мне, — ничего хорошего в этом нет… Детей бы не было, рассказали.
— Меня у вас в армию не заберут?
— У нас деревня, по деревням мобилизаций не проводят. Иначе, они с голода скоро опухнут… Но если добровольно, то пожалуйста, с превеликим удовольствием. Вот у Николая сын, добровольно пошел. До сих пор письма пишет… Правильно говорю, Коляныч?
— Век бы его не видеть, этого Гришку. С детства непутевый был.
— С кем воюем? — задорно спросил я.
На меня посмотрели настороженно, почти так же, как тогда, на рельсах.
— Как это с кем, — с кем придется, с теми они и воюют… С кем же еще, — сказали мне.
Деревня оказалась на полустанке, где рельсы расстраивались, и на третьем, полуржавом пути, переходящим в тупик, застыли еще две, похожие на нашу, дрезины.
Вплотную к рельсам примыкал одноэтажный деревянный пакгауз, с огромными замками, прикрывавшими перекосившиеся двери. А за ним, собственно, и начиналась деревня, — обыкновенная деревня, каких по необъятной Руси пораскидана не одна тысяча.