Я поворачиваюсь на бок чтобы получше вглядеться в нее.
— Он так и таскается по улицам, понося глухих последними словами?
— Это лишь доказывает, какой он добрый человек, — отвечает моя жена. — Глухие его все равно не слышат, какая им разница, что он говорит?
— И подсовывает камни слепым под ноги?
— Но ведь никто другой об них все равно не споткнется.
— И когда он утром берет у человека плащ в залог, он нипочем не возвращает его на закате, так? Чтобы нищему было чем согреться в ночное время?
— А как бы еще он смог убедиться в своей способности делать накопления?
— Вот именно, накопления. Я ему покажу накопления! Да черт меня подери, разве вся суть заповедей не в том и состоит, что нельзя принуждать человека платить, когда ему это не по карману? Не действует по принужденью милость. Тебе не приходилось об этом слышать? Как теплый дождь, она спадает с неба на землю и вдвойне благословенна. Хоть что-нибудь ты из Исхода и Второзакония извлекла?
— Я их больше не читаю.
— Ну да, тебе хватает краткого переложения в исполнении Нафана, не так ли?
— При чем тут Нафан?
— А твой Соломон, этот хрен моржовый, не удосужился даже огородить свою крышу, чтобы уберечь себя от обвинений в пролитии крови невинного, если кто-нибудь свалится оттуда. Погоди-погоди. Если не книга Левит, то Второзаконие точно до него доберется.
— Он мудрый.
— Соломон?
— Он же все равно никого к себе не приглашает, — поясняет она с видом человека, приводящего неотразимое доказательство. — Зачем же бросать деньги на ветер и строить ограду, которая ему не нужна? Видишь, какой он мудрый? Видишь, какая польза будет от него экономике нашей державы?
— Гниль от него по всей державе пойдет, — отвечаю я. — Если ему не хватает денег на то, чтобы укрепить крышу своего дома, пусть продаст гнусные амулеты, которые он собирает. Вот на что у него все деньги уходят, на амулеты. Да еще ему обезьян подавай с павлинами.
— Амулеты — это хорошее вложение капитала. Они непременно вырастут в цене.
— Какое, к черту, «вложение»? Я ему устрою «вложение»! Распаляют они его, вот он за них и хватается. Ну, наградила ты меня сынком, спасибо! Мало того, он еще и по чужеземным бабам шастает, ездит к ним в Едом, Моав и Аммон, скажешь, не так?
— Как будто ты не шастал.
— Я забирал их в гарем. А он строит алтари всяким странным богам.
— Можно подумать, что наш не странный.
— Он-то, по крайности, наш. И я всегда хранил верность моим наложницам и женам.
— Это когда со мной шился? — спрашивает она.
