Наместник принял нас в своем кабинете без посторонних свидетелей. Командир чрезвычайно волновался и обрывающимся голосом начал свой довольно подробный доклад о происшедшем в Чифу. Я стоял сбоку командира, держа в руках с десяток фотографий и усердно наблюдал за выражением лица наместника, которое принимало всё более сумрачный вид. Всё же он дал командиру кончить доклад, осмотрел карту, фотографии, не говоря ни слова.
Вдруг наместник уставился на командира и как разорется:
— Что это вы панику разводите?! Пришли без разрешения?!
И пошел, и пошел… Прокричав минут пять, наместник сказал:
— Убирайтесь вон!
Он пригрозил командиру каким–то взысканием, а мне арестом. Командир, бледный как полотно, выскочил из кабинета наместника, а я с грустью сознавал, что по воле злой судьбы влип в грязную историю, да еще и под арест попал.
Скоро командир совершенно успокоился, я — тоже, и жизнь на корабле совершенно не изменилась для меня. В кают–компании на вопросы, как прошел доклад у наместника, я ответил, что командиру попало за своевольный приход в Порт–Артур. Об остальном умолчал. Командира же никто не смел спросить о результатах доклада. Но на третий день, когда командир совершенно успокоился, он сам сказал старшему офицеру, лейтенанту Лепко, что ему здорово попало за то, что он самовольно прибыл в Порт–Артур. И только. Никаких других шагов для использования привезенных им из Чифу предостережений таинственного англичанина кап. 2 р. Лебедев, видимо, не делал.
Приблизительно дней через 10–12 после нашего возвращения в Порт–Артур была ночная минная атака японцев, а на утро эскадренный бой на внешнем рейде, первая бомбардировка порта Артур и города… И… действительно, без предупреждения».
Через полвека трудно дать оценку этому случаю, до сих пор нигде не опубликованному. Но, так как я немного знал Наместника, и особенно много слышал о нем, и более близко знал кап. 2 р. Лебедева, с которым имел служебный контакт во время осады крепости, полагаю, что недоверие наместника к докладу Лебедева надо приписать личности самого Лебедева. Если бы Лебедев взял с собою графа Кайзерлинга, непосредственно говорившего с англичанином, возможно, что эффект доклада был бы иным.
Это была одна из тех тяжких неудач, которые вообще сопровождали эту неудачную, ненужную и случайную для всех войну, по последствиям же своим, — одну из наиболее тяжких для судеб человечества.
Морской врач
Я. И. Кефели
