— Пане военный, за что же меня? — мешая чешскую речь с польской, залепетал старик.
— Ты еще спрашиваешь, за что, каналья? Я тебе что говорил вчера, — как только придет, сейчас же заявить мне!
— Так где ж это видано, пане, чтобы на родного сына…
— Ну так вот, мы тебя подучим. Ты за все это ответишь… Марш!
— Куда вы его ведете? — в ужасе закричала старуха.
— Цыц ты у меня, ведьма! Все вы одного поля ягода… Цыц, а то тут тебе и конец…
Старик шел между двумя жандармами без шапки, беспомощно опустив голову.
Кругом стояли молчаливые соседи, недоумевая, за что арестовали честного колесника, всегда тихого, прожившего в этом доме без единого скандала почти двадцать лет.
Через полчаса четверо жандармов ворвались в домик, перепугав детей и жену Патлая. Их приезд сразу бросился в глаза. Здесь жили сахарники. Патлая знали все. Около дома через несколько минут собралась кучка рабочих.
— Что тебе передал мальчишка из тюрьмы? Говори! — как коршун, налетел Дзебек на жену Патлая.
— Я ничего не знаю… — шептала маленькая, худенькая, испуганная женщина. Дети мал мала меньше жались в угол за ее спиной.
— Ну, ты… — Дзебек похабно выругался, — ты у меня заговоришь!
Он торопился. Чутье ищейки подсказывало ему, что именно здесь можно найти след, так или иначе ведущий к тем, кто напечатал воззвание.
— Ну, так вот… Вчера у тебя был этот Пшеничек. Он уже сидит у нас и все рассказал… Конечно, после того, как мы ему всыпали плетей… Так что отпираться бесполезно. Нам только надо сверить. Если же ты будешь отмалчиваться или крутить, то я с тебя шкуру спущу. Говори!..
Женщина попятилась в угол, ей было жутко.
— Я… ничего не знаю…
Дзебек торопился.
— Кобыльский, дай ей для начала!
Четырехугольный Кобыльский, с бычьей шеей и низким лбом дегенерата, поднял руку, в которой держал плетеную нагайку.
И мать и дети вскрикнули сразу — мать от боли, дети от испуга.
— Замолчи, сука… Говори, что тебе передали! Говори! Кобыльский, дай ей еще!
Дикий крик женщины словно ножом резнул стоявших на улице.
— Что они с ней делают?
— Ой, хлопцы, что же вы стоите? Зайдите в дом.
— Может, там над женщиной знущаются, а вы рты пораззявляли…
— Мало того, что человека в тюрьме гноят, так еще бабу мордуют…
— Эй, мужики, пошли!
— Стой! Куда! — крикнул на рабочих капрал, стоявший у двери.
— А что вы с ними делаете?
— Чего они кричат?
— Пусти в хату!
— Почему без понятых?
Услыхав эти гневные выкрики, Дзебек подскочил к двери.
— Это что такое? Разойтись сейчас же!
