Он напряг память, но тщетно. Казалось, что голова разделена надвое каменной стеной, и оттуда, из-за стены, смутно слышатся безнадежные обрывки слов, мыслей и имен. Он попытался разбить стену, но не смог. Все тише и тише. А так нужно услышать, понять. И этот страшный вопрос: как тебя зовут? Он зарычал от напряжения, из носа пошла кровь.
— Зуул-лин…
— О да, мой юный друг… Здорово тебя потрепало, как я погляжу. Спокойно, спокойно, не напрягайся. Я, знаешь ли, не увлекаюсь собирательством трупов в своей башне, поэтому береги себя. Зуул-лин… — Зодчий пощелкал языком, словно пробуя слово на вкус. — Зуул-лин… Зуул-лин, хм. Нет уж, увольте. Это как-то не по мне. Давай придумаем что-нибудь более удобоваримое. Сейчас, сейчас… Зулин! Да, так значительно лучше. Скажи мне, друг мой Зулин, откуда ты взялся?
Он заглянул внутрь себя, приготовившись к новому штурму памяти, но там не было ничего. Даже стены. Зодчий некоторое время сосредоточенно наблюдал за ним. Потом разочарованно вздохнул.
— Все у меня не как у людей. Ученик — мало того, что идиот, так еще и труп; планар вот с амнезией… Не смешно. — Старик обиженно шмыгнул носом. — Хотя… — его лицо просветлело. — Нет, почему же, — очень даже смешно!
Слушая безостановочный, явственно отдающий сумасшедшинкой хохот Зодчего, Зулин понял, что ему страшно.
В Малдлине старика Мо Корте знала каждая собака. Жрецы и служители храма Единого ежедневно предавали его анафеме, уличные мальчишки распевали о нем дурацкие песенки, а пьяницы в трактире травили похабные анекдоты. Любая кумушка в городе могла выдать вам всю подноготную Мо, начиная с того времени, когда он еще писался в пеленки, и каждая из этих подноготных настолько же рьяно претендовала на истинность, насколько была далека от нее. Члены магической гильдии звали Мо Баламутом, сам же он окрестил себя Зодчим. И только в одном весь город был единодушен: все без исключения считали Мо Корте сумасшедшим. Кто знает, может, они были не так уж далеки от истины. Никто не помнил, когда и как старик появился в Малдлине, и никто уже не надеялся, что он когда-нибудь покинет этот город. Раз всколыхнув стоячее провинциальное болото, Мо Корте не собирался останавливаться. Он никому не подчинялся и никого не боялся. Его отношения с магической гильдией основывались на взаимном притворстве, а с церковью — на взаимной ненависти. Он встревал во все, что было ему интересно, и никогда — в то, что интересно кому-то другому. Он не признавал правил и ограничений, бесшабашно балансировал на грани, и смеялся в лицо всему свету. И еще — он не боялся Творить.
