— Кому-то надо было поддерживать беседу.
Она не возражала.
— Ну так вот, теперь я хочу рассказать о себе. Тони был моей школьной любовью. — Она остановилась, и горькая улыбка скривила ее губы. Губы, которые ему так хотелось поцеловать. — Старомодно, правда?
Ему это не казалось старомодным.
— Не надо говорить мне о старомодности. Ты забыла, что я из страны Оз. Там, откуда я приехал, люди до сих пор иногда расплачиваются за медицинские услуги курами или гусями.
Донна улыбнулась. Он делал ее признание легче, вольно или невольно.
— Как бы то ни было, когда мы поженились, я думала, что это будет продолжаться вечно. — Ее глаза затуманились воспоминаниями. — Вечность длилась ровно семь лет. — А потом он со всем покончил. Взял чудесную, трепетную жизнь и покончил с ней.
Донна смотрела на Фрэнка, пытаясь заставить его понять. Ей это было очень важно. Ей очень важно было оттолкнуть его как можно мягче.
— Мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне было двадцать два года. И потом, когда умер Тони, у меня возникло чувство, что нельзя привязываться к тем, кого любишь. Потом так трудно прощаться, что... что я больше ни к кому не привязывалась. — Она долго выговаривала последние слова, потом пожала плечами, спеша закончить: — Так проще. Теперь Тейлор и Стивен — единственные мужчины в моей жизни. Больше нет места ни для чего. И ни для кого. — Она прикусила губу. Ей не просто было сказать все это. Она не любила делиться своим сокровенным, а слово «самоубийство» она даже не пыталась выговорить. Она все еще не могла произносить его вслух. Да и незачем было Фрэнку знать об этом. — Я понятно объяснила?
— До боли. — Однако он оставался сидеть на том же месте. Фрэнк заметил, что она не упомянула, как умер ее муж. Сейчас не время было спрашивать. — И поскольку твое решение твердо, ты не будешь возражать, если я задержусь ненадолго и попытаюсь его поколебать, ведь не будешь?
Она не поняла.
— Попытаешься?
Он ухмыльнулся.
— Поколебать.
— Мне... — Похоже, язык не собирался ей подчиняться.
— Я сделал бы это с большим удовольствием. — Фрэнк провел кончиками пальцев по ее щеке.
Донна чувствовала, как тепло устремляется под кожу от этих прикосновений и после них остаются румяные следы. Остановившееся дыхание сдерживало протест, как дамба воду на реке.
Желание и страх смешались в ее глазах, и молчаливая мольба об освобождении была похожа на просьбу продолжать.
