Я же, Декарт, рассмотрев вопрос настолько тщательно, насколько
это было для меня возможно, пришел к выводу, что «интеллект» (ум или мышление,
как чистое действие «души») надо четко отличать от Воображения, которое рисует
нам всевозможные вещи – как существующие на самом деле, так и никогда не существовавшие
нигде, например кентавров или левиафанов. Интеллект же специально расследует,
какие из образов, возникающих внутри нас самих, «адекватны самим вещам», тому,
что есть на самом деле, а какие есть только призраки нашей собственной фантазии,
абсолютно непохожие на то, что существует «на самом деле», – вне нашей фантазии,
независимо от капризов нашего Воображения.
В этом смысле «интеллект» всегда выступает в роли судьи, расследующего
показания Воображения, – этого свидетеля, который очень часто ошибается, представляя
как «существующие» такие вещи, которые он сам же и выдумал. Интеллект же должен
всегда определить, что именно в показаниях этого легковерного свидетеля, то и
дело принимающего свои выдумки за правду и любящего эту голую правду приукрашивать,
можно принять за правду, хотя бы частичную, а что – отбросить как чистую ложь.
Поэтому ни в коем случае нельзя путать вещь, обозначаемую словом
«интеллект», с вещью, которую называют «воображением», как это часто происходит
с людьми, не привыкшими к ясному и строгому употреблению слов. Это так же рискованно,
как перепутать функции судьи на процессе с функциями свидетелей, между коими
обязательно бывают и лжесвидетели, злонамеренные или только честно заблуждающиеся.
Судья должен определить, где в словах свидетелей – Правда, а где
– Ложь, хотя бы и невинная.
Воображение у каждого свое, каждый представляет себе вещи по-своему
в зависимости от своего устройства, от богатства жизненного опыта, от настроения
и даже от состояния своего тела – когда болит печень, весь мир рисуется в очень
мрачном свете.
Воображение потому и недопустимо путать с Интеллектом, с Мышлением
– с «человеческой мудростью, остающейся всегда одинаковой, как бы ни были разнообразны
те предметы, к которым она применяется, и если это разнообразие имеет для нее
не более значения, нежели для солнца разнообразие освещаемых им тел, то не нужно
полагать человеческому уму какие бы то ни было границы»[7].
Посему непознанных еще нами вещей много, но непознаваемых – нет.
Кроме одной-единственной, повторю опять, кроме самого «ума».
«Способность правильно судить и отличать истинное от ложного –
что, собственно, и именуется здравым смыслом или разумом, – от природы у всех
людей одинакова»
