— Нет, — честно признался я.
— Это эдакая своеобразная цепь, состоящая из атомов энергии. И вот по этой цепи, как по конвейеру, движется мысль. Лептонное поле — это проводник телепатического общения, то-есть, общения на уровне мысли.
— Вы хотите сказать, что Голосов овраг — это живое существо? — вытаращил глаза я.
— Нет, — помотал головой Карпычев. — Сам овраг не может излучать лептонную энергию. Но это может делать что-то другое, существующее в нем, и невидимое нашему глазу. Например, те же души, одну из которых тебе удалось заснять. Не исключено, что они таким образом общаются между собой. Одним словом, в Голосовом овраге обитает некий неведомый нам разум.
Хозяин пристально посмотрел на меня, словно оценивая эффект, который произвели его слова, и спросил:
— Ну как, сильно я тебя удивил?
— Сильно, — выдохнул я. — Даже очень сильно. Признаться, я не ожидал, что Вы так хорошо в этом подкованы. А, если не секрет, что Вас подвигло заинтересоваться аномалиями? Простое любопытство, или Вам когда-то довелось столкнуться с чем-то необъяснимым?
— Второе, — ответил хозяин. — Я ведь местный. Коренной Коломенец. Я родился в селе Дьяково, которое стояло как раз рядом с оврагом, и до конца семидесятых прожил там. Сейчас этого села уже нет. Во время подготовки к московской Олимпиаде его пустили под бульдозер, а всех жителей переселили в многоэтажки. Так что истории, связанные с Голосовым оврагом, мне известны не понаслышке. Одна из них затронула нашу семью. Это случилось в мае 1936 года, незадолго до моего рождения. Мой дед, которого звали Митрофан Никитович, ушел вечером на работу. Он работал старшим мастером на хлебозаводе, и в тот день у него была ночная смена. Погода выдалась ужасной. Небо заволокло тучами. Землю окутал густой туман. Моросил дождь. Вот он ушел, и с тех пор его больше никто никогда не видел.
— Его путь лежал через овраг? — спросил я.
— Да, — кивнул Карпычев. — Он всегда ходил через него. Это была самая короткая дорога. Поиски результатов не дали. Был человек — и нет человека. Как сквозь землю провалился. Даже фотографии никакой не осталось. Я обращался в различные архивы, но отовсюду получил отказ. Мол, в войну все сгорело.
Известный актер замолк и задумчиво уставился перед собой.
— Да-а-а, — протянул я, чтобы как-то заполнить возникшую паузу.
Карпычев очнулся, поднял глаза, тяжело вздохнул и поднялся с кушетки.
— Ладно, — сказал он, — хватит об этом. Пойду, узнаю, что этой особе было надо.
