Характерно, что именно в эти дни, когда на сессии Верховного Совета обсуждалась кандидатура тов. Израэля, было принято решение о немедленном переселении жителей ещё пятнадцати сел и деревень Белоруссии и Брянской области. В связи с критической радиационной обстановкой. То есть все эти годы жители данных территорий жили в неведении той беды, которая существует, развивается, будет иметь последствия для их детей и внуков. Разве председатель Гидромета к их горькому заблуждению не имеет отношения?
Так что же это такое — поступок министра? Есть такой термин «ролевое сознание», или иначе — тронная философия. Прав С. Залыгин. Удивительно, что ни один из министров в связи с критикой в адрес его ведомства, прозвучавшей на протяжении последних лет в прессе, не посчитал возможным снять свою кандидатуру. Ни один. И только вмешательство депутатов несколько взбадривало память претендентов, но не надолго, до момента голосования.
Мы недоумевали: почему именно сейчас столь безрезультатны выступления печати и телевидения? В чем дело? Казалось бы, парадокс: гласность торжествует, а действенность критических выступлений падает. Что, субъект критики адаптировался к гласности?
Эта ситуация имеет предысторию. Дело в том, что примат критики в нашем обществе всегда был в руках партии. А поэтому в масштабах области, края, республики, страны значимой считалась критика, высказанная только со страниц партийной печати. Критические возможности остальной печати были дисциплинарно ограничены. Можно критиковать всех, кроме партии, но при этом назидательно уточнялось: каждый занимается своим делом, побатальонно. Ведомственные издания критикуют подразделения ведомства. Молодежные, естественно, — молодежь и комсомол. Профсоюзные — профсоюзы и т. д. Партийная пресса, естественно, была подотчетна руководству партии во всех её звеньях от района до ЦК. Подотчетна — значит, зависима. Этот же принцип действовал неукоснительно и на территории ведомственных интересов. Только там уже правил бал министр и его коллегия.
Было время, когда слишком «острых» и непослушных журналистов выгоняли с работы. В этих условиях громкие критические статьи непременно обретали ореол чрезвычайности, скандальности. После таких выступлений обычно следовали оргвыводы. И ещё долго общество обсуждало детали происшествия, восхищалось смелостью журналиста, который к этому времени нередко был уже освобожден от должности. Так было тогда. Гласность, демократизация жизни, плюрализм — как позывные из другого века.
