Я знаю умный дом за загородной рощей.
Он мил мне осенью, когда грустит земля…
К нему идешь верст шесть большой аллеей с тощей
И пыльною листвой… Лежат кругом поля,
Немые, черные… Заросшие канавы…
Есть изредка мостки, где доски дребезжат,
Совсем по-старчески… а в черных щелях травы
Прорвались, проросли и будто бы глядят.
Вокруг так широко, так тихо, но не строго;
Здесь не торжественна, как в чаще, тишина:
Природа севера под городом убога,
Забита, ласкова, болезненно нежна…
Там, позади лежат неясные домишки,
Так, что-то серое и жалкое вдали,
На верстовых столбах наклеены афишки,
Крикливо-скучные; они всегда в пыли,
Ярки, разорваны… А грядки огорода
Водою залиты по самые края…
Здесь вся замарана, оскорблена природа…
Но только здесь она совсем моя, моя…
И ей смеясь в лицо, глядит многооконный
Вдруг в поле выросший нелепый великан;
А дальше облако – гремит неугомонный
Наш город, лабиринт, наш улей, наш вулкан…
Иду, иду вперед, тихонько улыбаясь
Своим же собственным, чеканенным словам,
Холодным и прямым, и медленно ласкаюсь
К нечетким контурам, к белесым небесам.
Но вот и рощица. Она вдали казалась
Сперва пятном, затем — манящей и густой,
А чуть войдешь в нее и видишь – разбросалась
Вся роща соснами, гак редко, по одной…
Стволы изрезаны – инициалы, даты;
Бумажки от конфет, измятая трава,
И всюду люди, смех; рабочие, солдаты;
И тяжкой грубостью облеплены слова.
Сюда по праздникам мещане приезжают
С едой, завернутой в газетные листы;
Приказчики девиц жеманных занимают
И шутят неумно. Зевая, крестят рты…
Я этих не люблю. Но встреча с бандой черни
Мне не мерзка в тиши готических лесов.
Лишь целомудренный и чуткий свет вечерний
Крадущейся змеей застынет меж стволов,
Падет печаль на лес и, кажется, из чащи,
Как Беклин подсказал, вдруг выйдет Тишина
Прозрачной нимфою, восторженной, молчащей,
Иль выглянет коза, пуглива и нежна, –
Как я тогда люблю покинуть этот древний
И ясный мир мечты и видеть – сев под ель,
С мешками, с пилами, в онучах (из деревни…),
Безмолвно делит хлеб рабочая артель.
Я быстро уловлю по паре восклицаний,
Откуда, кто они, тяжелые рабы;
Но что мне им сказать? Мы дети разных граней,
Я молча ухожу от их чужой толпы.
Иль с осторожностью, всему и всем не веря,
Какой-то в картузе мелькнет и, видя трость,
Скорей скользнет в кусты походкой полузверя,
И помнишь только взор, и худобу, и злость.
