И, став лицо с лицом к враждебному нам мраку,
Мы не входили в жизнь, мы ворвалися в бой,
Мазуркой бешеной пошли в огонь, в атаку,
Большою, дружною, веселою толпой,
Богаты юностью и сильные познаньем,
Благоговение пред словом «человек»
Так целомудренно скрывая отрицаньем…
Как молод был, красив, как горд был наш набег!
Как нам смешон был сон, уют, покой ленивый,
Уравновешенность, добро и тупость тех,
Чьей жизнью был лишь труд и грех, и грех стыдливый,
Позорно-залганный, с оглядкой мелкий грех.
Нет, мы не сдались им! Цепь наша разорвалась,
И всё ж сперва была упорная борьба,
Но в ней душа, мечта, тускнела и терялась…
Сдавили будни нас, толпа, толпа, толпа…
И начались года бесцельности, истомы,
А вера старая горела, как ночник:
Не умерли еще сознанья аксиомы,
Исходный мысли пункт и старый, свой язык.
Мы знали логики и книг непримиримость,
И яд всосали мы всех мировых зараз,
И стройность общих схем, и непоколебимость
Всеобще-признанных, почтенных догм и фраз.
Всё подтверждало нам – не с ними быть – отсталость,
Но в жизни победить им было не дано,
И мы прибавили к ним скепсис и усталость,
Самоуверенность, насмешку и вино.
Ум, как старик, уж знал, что жизнь – игра дрянная,
А сердце юное отвергло жизнь других,
И пустота росла, огромная, немая…
Но horror vacui есть и у душ людских.
И вот когда один, измучен, но развязен,
С больными нервами, озлоблен, но без сил,
Весь – фраза, весь – актер, уже душою грязен,
Уж изолгавшийся, развратником я жил,
То раз игрой судьбы жестоко оскорбленным
Взглянул на небо я, исполнен слез и мук,
И слово «Бог Господь» вдруг в сердце потрясенном
Как гром ударило, и бездна встала вдруг.
Казалось мне тогда, что небо раскололось,
Как будто страшный луч мне сердце разорвал,
И Божий слышал я спокойный, ясный голос…
В каком восторге я упал и зарыдал.
Я убежал в леса и там, полубезумный,
Постиг всю прелесть я и ужас всех окрайн,
И понимал листвы я говор многошумный
И ласку грустную разлитых в мире тайн;
Я понял Гёте там, Евангелье, Сократа
И Достоевского, и плакал по ночам,
И часто застывал пред зрелищем заката,
И с нежностью внимал я птичьим голосам.
И любовался я, как девушки смеются,
Как тени плавные меняются при дне,
И, не дыша, молясь, боялся шевельнуться,
Чтоб не нарушить «Бог», звучавшее во мне…
И проклял я свое былое бездорожье,
Доктрины узкие, всю бренность громких слов,
И понял всей душой, что жизнь есть тайна Божья
И мне дан миг, лишь миг, в безбрежности веков.
И вот тогда опять, но весь уже как новый,
