Тут он понял, что как раз этим мешком с золотом его и огрели, старого дурня. Да еще кто огрел! Троюродный племянничек… Ладно, живы будем – припомним, Говорило. И тот мешок, и Серегу с Антипом.
Тимофей продвинулся по карнизу дальше, нащупывая аварийный лючок. Этот лючок специально устроили для того, чтобы утопающий мог забраться внутрь мостового быка, где имелась лестница, поэтому никаких запоров на нем и не держали. Наоборот, оставляли позаметнее, приоткрытым. Накануне вечером через этот лючок и спасатели, упокой их душу Пресветлый, в ялик свой ушли… Не ведая, чем это обернется.
Ох, подумал Тимофей. А что же с подмастерьями-то? Навряд ли бубудуски их в покое оставят!
* * *
Он осторожно открыл лючок, вставил больную голову в дыру, посмотрел наверх. Там в тусклом свете масляных фонарей что-то происходило. Слышались голоса. Но кто и что говорил, разобрать не получалось, – мешали журчание, скрип водяного колеса, шум в ушах да плеск волн еще.
Тимофей заполз в люк и прикрыл за собой крышку. Потом поднялся на десяток ступеней и притаился под толстой горизонтальной балкой.
Наверху забормотали громче. И вдруг послышался стон. Вслед за этим по лестнице скатился Ант Дубосека, механикус. Руки у парня были связаны, а по лицу текла кровь. Тимофей подхватил его и утащил под балку.
– Это ты, дядько?
– Тише! Ты как?
– Живой. Только по голове треснули. Гудит.
Тимофей принялся развязывать ему руки.
– Сколько их там?
– Семеро и еще этот… племянничек ваш. Он-то чего с ними?
– Гнида, – коротко ответил Тимофей. – Ты здесь полежи пока, а я пойду разбираться.
– Один не справишься, дядько. Ребятов позови, ребятов, Антипа да Серегу.
– Справлюсь. А Серегу с Антипом уже не позовешь. Убили их.
– Как? Насовсем убили? До смерти?
– Насовсем. До смерти. Из арбалетов истыкали.
– Истыкали… – повторил Ант. – Не, я с тобой пойду. Охота, понимаешь, у святых отцов эти арбалетики повыдергать. Вместе с ручонками.
Механик попытался встать, но его стошнило.
– Лежи, воин. Толку от тебя не будет, – сказал Тимофей.
Он оторвал от своей рубахи мокрый рукав.
– На вот, прикладывай к голове. Сотрясение у тебя. И дай-ко мне свой ножичек.
– Какой ножичек?
– Ты хоть и стукнутый, а дурака-то не валяй. За голенищем носишь. Что, думаешь, не знаю?
– А, этот. Так бы и говорил.
Кривясь от боли, механик протянул короткий засапожный нож.
Тимофей провел пальцем по лезвию.
– Острый, острый, – сказал Ант. – Не сомневайся. Только ты там… это.
– Чего?
– Поберегись, старшина. Оторванные они какие-то, эти бубудуски. Нелюди! Особенно один, желтый. Злее… пса цепного.
