«Протоколы сионских мудрецов». Доказанный подлог | страница 24
Маккиавели иллюстрирует затем у Жоли факт создания престижа правителя, после применения системы беспощадного террора, примером Суллы: После страшного кровопролития, произведенного им в Италии, Сулла смог появиться снова в Риме в качеств простого частного человека. Никто не тронул волоса на его голове (Joly, стр. 159). В номере 15–м «Сионских Протоколов» мы читаем: «Вспомните пример того, как залитая кровью Италия не коснулась волоса с головы Суллы, который пролил эту кровь» («Луч Света», стр. 256).
Французское слово Sylla из текста Жоли было при этом переведено «Силла», а не «Сулла», (как это произносится по–латыни).
Для нас теперь выясняется, почему политическая программа Царя Иудейского в «Сионских Протоколах» так сильно напоминает политику абсолютизма {40} или бонапартизма. Подделыватель копировал «Диалоги» Жоли, которые, хотя и саркастически, рисуют нравы бонапартистской реакции.
В 17–м Диалоге Маккиавели рисует чудовищную, всезнающую, всюду проникающую бонапартистскую полицию, которую он сравнивает с богом Вишну:
«Вы имеете сто рук, как индийский идол, и каждый из ваших пальцев держит пружину»'(Joly, стр. 207): Этому месту соответствует
17–й «Протокол», в котором мы читаем: «Наше царство будет аналогией божка Вишну, в котором находится олицетворение его — в наших ста руках, будет по пружине социальной машины» («Луч Света», стр. 265). Сравнение с богом Вишну делается у Жоли еще второй раз, а именно в 12–м Диалоге (Joly, стр. 141), где Маккиавели говорит о правительственной печати: «Как бог Вишну, пресса моя будет иметь сто рук, который она будет протягивать всем нюансам общественного мнения на всей поверхности страны». — Соответственно этому второе сравнение с богом Вишну имеется в 12–м; из «Cионских Протоколов»: «Они, (т. е. наши газеты), как индийский божок Вишну, будут иметь сто рук, из которых каждая будет щупать пульс у любого из общественных мнений («Луч Света», стр. 249).
Маккиавели влагает в уста своего правителя–узурпатора требование об отожествлении политических и уголовных преступлений. «Я более не допускаю различия между преступлениями общеуголовными и политическими… Общественное мнение, видя, что конспиратор ставится на одну доску с уголовным преступником, приучится к тому, чтобы относиться с одинаковым презрением к обоим» (