Бернар был ее регулярным партнером — и, видимо, не только в бридже. Но что тут скажешь? Жизнь — это мясорубка. Старина Вестерхайм попал в самую точку, когда назвал ее Первой Леди Гамбурга.
— Ты опять работал допоздна, Томми? — спросила она его уже из ванной.
— Да уж.
— Бедняжка.
Когда-нибудь, подумал он, ты можешь всерьез поинтересоваться, где я был и чем занимался. А впрочем, не поинтересуешься. Ты никогда не спросишь меня ни о чем таком, о чем сама не хотела бы быть спрошенной. Умная девочка. Я тебе в подметки не гожусь. С твоей головой ты бы за пару лет сделала из моего банка конфетку.
— Голос у тебя колючий, — пожаловалась она, появившись в пеньюаре. — Для пятничного вечера нехарактерный. И весь ты какой-то вздрюченный и деловитый. Ты принял свое снотворное?
— Да, но оно пока не подействовало.
— Ты выпил?
— Пару стаканчиков скотча.
— Тебя что-то гложет?
— Ну что ты. Все отлично.
— Вот и хорошо. Может, бодрствовать после шестидесяти — это все, о чем нам остается мечтать.
— Может быть.
Она выключила свет.
— Бернар зовет нас завтра к себе на остров Зильт, на ланч. У него в самолете есть два свободных места. Полетим?
— Почему бы нет.
#
Да, Митци, я вздрюченный и деловитый. И голос у меня для пятничного вечера нехарактерный. Только что я отдал за здорово живешь пятьдесят тысяч евро и сам еще не понял, зачем я это сделал. Чтобы помочь ему выиграть время? И что ты собираешься с ним делать? Снять ему номер в отеле «Атлантик»?
Этим пятничным вечером я шел домой пешком. Ни такси, ни лимузина. Облегченный на пятьдесят тысяч евро и вздохнувший с облегчением. Был ли за мной «хвост»? Не думаю. Во всяком случае до момента, когда я затерялся в толпе в районе Эппендорфа.
Я плутал по прямым, плоским, как доска, улицам, похожим одна на другую, и мой мозг никак не мог выбрать правильное направление. Но это не был страх. Или желание запутать моих преследователей, если таковые имелись. Просто сбилась стрелка моего компаса.
В этот пятничный вечер я трижды оказывался на одном и том же перекрестке, и окажись я на нем сейчас, я по-прежнему не знал бы, куда повернуть.
Оглядываясь на свою бессобытийную жизнь, что я вижу? Бегство от неприятностей. С чем бы они ни были связаны — с женщиной, банком или Джорджи, — старина Томми всегда оказывался в дверях за секунду до того, как лопнет воздушный шарик. Там какие-то двое, а он ни при чем, и вообще они первые начали — в этом весь Томми.
А вот Аннабель — я могу к тебе так обращаться? — ты совсем другая, не правда ли? Ты всегда идешь встык. Ты настоящая, вот почему в моем мозгу все время крутится
