В литературной студии (а размещалась она в старом здании университета и была таинственным подвальчиком с низкими сводами) выступала преподавательница с исторического факультета, идеально подпадавшая под определение «серая мышка»: маленькая и щупленькая, одетая вне моды и времени года во что-то блеклое и несуразное, с классическими очками на носу и волосами, явно боявшимися визитов к парикмахеру. Судя по всему, «мышка» была еще и бедна, как церковная крыса, но не придавала этому никакого значения. Она писала исторические хроники. В стихах. Она описала все Средневековье и все Возрождение. Когда «мышка» говорила перед выступлением, ее почти невозможно было расслышать, но когда она начала читать, ею невозможно было не заслушаться, как невозможно было и вспомнить, какое тысячелетие стоит на дворе. Если бы сразу после чтения меня спросили, где я провела сегодняшний вечер, я бы с чистой совестью ответила, что стояла во главе отряда крестоносцев под стенами Иерусалима.
Я вышла на свет – в блестящий столичный вечер, – продолжая скакать в потемках на коне и искать по городам и весям плененного британского короля Ричарда Львиное Сердце. Одновременно я чувствовала, что никогда не смогу покинуть университетские стены, вдохновляющие людей разрывать границы реальности и проживать сотни жизней взамен одной. А ведь я еще даже не была студенткой и не могла прочувствовать университетский дух сполна!
Вот тогда я всерьез и задалась вопросом о бесконечном великолепии жизни. А какой восхитительной она обещает стать через год, когда я поступлю! Я буду полноправной участницей студенческой жизни, на равных смогу обсуждать с друзьями по общежитию лекции и семинары и в полночь перед сдачей экзамена раскрывать зачетку и распахивать окно с криком: «Халява, приди!» Тогда же у меня наконец появится прочный фундамент для жизни в стенах МГУ, а не те птичьи права, которые непонятно как обеспечил мне Антон.
Неопределенность и лживость моего положения не то чтобы сильно мучили меня, но постоянно давали о себе знать, как незалеченные зубы на холоде. Обычно эти зубы начинало ломить, когда я звонила домой в Пятигорск с отчетом о своей жизни. Мама всегда обижалась на то, что я ничего не рассказываю о студенческих буднях, отделываясь общими фразами… Еще один приступ зубной боли всегда случался на почте, когда я получала присланные мамой деньги. Однажды в октябре, когда развеялся угар первых проведенных в Москве месяцев, я прикинула, какой процент от маминой зарплаты составляет материальная поддержка меня. Через час после этого, встретившись с Антоном, я тут же спросила: не знает ли он, где можно подработать?
