— Ты, ты слышишь? — шепнула она. «Что?» — спросил безликий голос.
— Что? — нетерпеливо уточнил Доктор.
— Чьи слова ты повторяешь? — невольно пошатываясь, опасливо спросила Магнолия.
«Ничьи не повторяю», — ответствовал негромкий тусклый голос.
— Ничьи не повторяю! — раздосадованно (насколько ему позволял изуродованный рот) воскликнул Доктор.
«Свои говорю», — подсказал безликий голос.
— Свои говорю! — запальчиво повторил Доктор.
— А ну-ка — скажи еще что-нибудь, — попросила Магнолия. Кажется, она начинала догадываться.
«Что еще за прихоти. Скажи толком — что произошло?» — произнес тусклый голос. И Доктор немедленно, хотя и более эмоционально, воспроизвел эту фразу.
Магнолия почувствовала громадное облегчение.
— Все в порядке! — весело сказала она. — Просто я слышу твои мысли, перед тем как ты их выскажешь.
Доктор выпучил глаза, замер на секунду, соображая, а потом она услышала: «И что я сейчас думаю?»
— И что я сейчас думаю? — подтвердил недоверчивый докторский голос.
— Ну, я не знаю, что ты там такое себе думаешь, — пожала плечами Магнолия. — Я слышу только то, что ты собираешься вслух сказать.
«То есть то, что уже приняло словесную форму?»
— То есть то… — начал Доктор. И смолк.
— Да, — нетерпеливо согласилась Магнолия, опять принимаясь за веревку. — Наверно. Словесную форму. Твои будущие слова.
«И сейчас слышишь?»
— Слышу. Так что можешь не напрягать свой бедный рот. Будем общаться мысленно.
«Вот какие вы, оказывается, супермены».
— Супера, — поправила Магнолия.
«Да уж — супера так супера, — все так же мысленно согласился Доктор. И добавил: — Две жертвы вашего суперства уже вол валяются. Бывшие мои тюремщики. Я, говорит, их заступорил — это Виктор наш. Не будут, говорит, мешать. И так это он горделиво…»
Тусклый голос смолк.
— Что — «горделиво»? — переспросила Магнолия.
«А? Извини. Отвлекся. Перестал словами думать. Как он тут стоял, вспомнил. Красавец наш. Виктор-победитель. Очень уж горделиво разговаривал. Не по-людски. Как полубог, которому дано карать и миловать. Паскудник… Я ведь тогда сразу спросил: хорошо, заступорил — а надолго их хватит — без дыхания лежать? Это же все равно что клиническая смерть. Через пять минут отомрет кора — и что? Считай, нет человека. „Когда надо будет — отступорю!“ Вот и весь ответ паскудника-полубога. А потом просто бросил и отбыл восвояси. Такие вот вы, девочка моя, оказывается, супера всемогущие. Небезопасно с вами простым людям дело иметь…»
Бесцветное бормотание опять стихло.
