Граф влил в себя третий бокал шампанского — только алкоголь придавал ему сил — и положил ноги на стол Херста. «Оскар» и «Женевьева» — пара дуэльных пистолетов, поражавших своей красотой, висели на стене кабинета. Вокруг него были разложены пачки бумаг, большинство с логотипом «С. и К.». В затруднительном положении посла Буллита — позвонить президенту Рузвельту или в посольство Британии по поводу французской атомной программы — был виноват Сумасшедший Джек: официальный представитель в Париже Его Королевского Величества и Британского научно-промышленного комитета.
Херст признавал, что этот титул является хорошим прикрытием для шпионажа. В который раз он жалел о том, что в США нет такой службы. Но ее не было и не было много лет: вместо нее были только Джо Херст и Пьер Дюпре.
— Вы разбираетесь в физике? — спросил он.
— Совсем немного, — сказал Джек, поднося к глазам один из документов Филиппа Стилвелла. — Но мне нравятся бомбы. Я занимаюсь взрывными работами в свободное время. Нет ничего лучше, чем поднять на воздух гору старых шин на заднем дворе. Разгоняет кровь, не так ли?
— Что-нибудь есть в этих документах? Я имею в виду то, что может указать на убийцу?
Граф осушил стакан.
— Нет, сэр, но я отправлю их Г. П. Томсону в Лондон. Он в два счета в них разберется. Ладно, бутылка пуста! Мне пора.
Он встал, поморщившись, когда его хромая нога коснулась ковра Херста, и ловко собрал бумаги в стопку. Ум графа, по мнению Херста, был таким же быстрым, как у фокусника. Вся остальная болтовня — немного о Вудхаузе, немного о Джилберте и Салливане — была просто для отвода глаз.
— Я не уверен, что могу отдать вам эти бумаги. Они не… — Херст замолчал, услышав что-то, что мог услышать только он. Женский голос, выкрикивающий его имя.
Он быстро встал и вышел за дверь.
Он видел только ее лицо вдалеке в коридоре, она сопротивлялась крепкой хватке консульского охранника, ее лицо было совершенно бледным, за исключением двух красных пятнышек на скулах. Все-таки она пришла к нему.
— Салли!
Охранник тащил ее подальше от глаз Херста, подняв руку, чтобы успокоить эту женщину на грани истерики. Она не умерла. Картины, которые он представлял себе — хрупкие лопатки под легким весенним платьем на цементном полу парижского морга — были кошмарным сном для других.
Он бросился к ней.
— Мисс Кинг! Как вовремя. Я не уверен, что вам когда-либо приходило в голову, что мы можем волноваться, здесь, в посольстве, когда узнали, что произошло с вами два дня назад, мы должны были убедиться, что с вами все в порядке. Я не думаю, что вы собирались связаться с нами. Пока вам снова не понадобилась помощь, я прав?
