— И она думала, что и вправду сможет преуспеть в своих замыслах?
— О, подобное уже было. Ее собственный отец тоже узурпировал трон. Его звали Аменмес.
Аменмес! Где Семеркет уже слышал это имя? Внезапно он вспомнил — так звали так называемого торговца, от которого Панеб получил канопу с печенью царицы. Во всяком случае, так сказал десятник.
«Как странно, — подумал Семеркет, — что два столь проклинаемых имени — Таусерт и Аменмес — имеют отношение к с десятнику в Месте Правды».
Волосы зашевелились у него на голове, и он почувствовал себя точно так, как в детстве, когда ночью не ложился спать, чтобы послушать истории о духах, которые рассказывали родители.
По крайней мере, рассказ зодчего объяснил, почему имя Таусерт было соскоблено с погребального сосуда, где хранилась ее печень. Насколько же ее презирали, раз даже погребальные принадлежности подверглись осквернению!
Семеркет сделал знак, отвращающий беду.
— По крайней мере, в наши дни мы избавлены от такого зла, — благочестиво пробормотал он.
Зодчий и его телохранитель загадочно переглянулись.
— В самом деле? — отведя глаза, пробормотал собеседник чиновника. Казалось, мгновение в нем шла внутренняя борьба, а потом он подался вперед и прошептал:
— Проклятая кровь Таусерт и Аменмеса все еще живет в Египте, Семеркет. Я не шучу. Кровь эта в любой момент готова…
Зодчий резко замолчал, когда вновь появился библиотекарь Мааджи. У него был потрясенный вид. За ним шел внушительного вида жрец, высокий и худой.
— Вот он! — услышат Семеркет шепот Мааджи, обращенный к жрецу.
Жрец вошел в комнату, протянул руки и старательно опустился на колени.
— Ваше царское высочество!
Семеркет растерянно огляделся по сторонам. Они обратились к человеку, который сидит рядом с ним?! Но это же просто зодчий…
— Господин Мессуи. — «Зодчий» кивнул жрецу.
— Я понятия не имел, что этот человек вас побеспокоил. Мааджи будет наказан за то, что привел его сюда.
— Меня вовсе не побеспокоили, — ответил царевич. — Если Мааджи и следует наказать, то лишь за то, что он указал этому господину не те свитки.
Он собрал свои перья и записки, и ливиец положил их в деревянный футляр. Кивнув всем находящимся в комнате, слегка кашлянув в платок, человек вышел.
— Кто это был? — спустя мгновение спросил Семеркет жреца. — Почему вы назвали его «ваше царское высочество»?
Мессуи посмотрел на Семеркета так, словно тот был не в своем уме, и, нахмурившись, проговорил:
— Это — тот, кто будет нашим следующим фараоном. Если выживет.
