Прибыв в Копенгаген, она, следуя совету сестры, отправилась к Кристенсенам. Старая фру Кристенсен встретила ее радушно и сердечно, как родная мать. Конечно, ей, Раннвейг, вначале было трудно понимать датскую речь, но понемногу она свыклась. Ей отвели угловую комнату с видом на озера. Здесь стояла чудесная кровать с пружинным матрацем, правда, не таким мягким, как у них дома. В первую ночь кровать показалась жестковатой, но за границей принято спать на пружинных матрацах, и сейчас она стала уже привыкать. К тому же, как утверждают здешние врачи, спать на жестком полезно. Многим пожилым людям, страдающим ревматизмом, советуют спать на пружинных матрацах. И фрекен Раннвейг спрашивала своих родителей, не следует ли им приобрести заграничный пружинный матрац, так как оба они больны ревматизмом.
Она очень подробно описывала свою комнату в доме Кристенсенов и даже нарисовала план ее на листке бумаги. Кроме кровати, в комнате стояли: удобный диван, два кресла, столик, письменный столик, умывальник со всеми принадлежностями и, конечно, платяной шкаф, который ей очень пригодился. Все ее платья дорогой измялись. В первый же день она развесила на стенах свои картины, разложила на диване подушки, застелила стол скатертью и теперь даже подумывает купить полку для книг. Очень хотелось бы ей, писала она, чтобы мать и сестра увидели, как хорошо и уютно она устроилась.
Затем она описала, как провела первый день в городе, и сообщила все, что успела узнать о семье Кристенсенов. Она ведь обещала сестре рассказать об этом. И вот последовало несколько страниц с описанием мебели и квартиры Кристенсенов, а у Раннвейг был меткий глаз. Со вкусом обставленная комната казалась ей художественной выставкой; она с таким благоговением говорила о столовом серебре, как другие говорят о церковном убранстве. А кухонная утварь представлялась ей целым флотом. Раннвейг так красноречиво описывала сервировку стола, что ей мог бы позавидовать любой историк. Она писала на простой линованой бумаге, не оставляя полей, да еще прибавляла несколько строчек сверху и снизу. Почерк был у нее четкий, хоть и чуть-чуть неуклюжий. Исписав двенадцать страниц, она наконец дошла до самого главного, до описания семьи Кристенсенов:
«Молодой фру Кристенсен нет дома. Она гостит с двумя детьми в Шлезвиге. Я видела только ее портрет. Выглядит она очень благородно, но старая фру Кристенсен утверждает, что она мечтательница и склонна к меланхолии. Говорят, у нее неплохой голос и она хорошо играет на пианино. Отец ее — врач, и семья, должно быть, зажиточная, но старая фру Кристенсен не совсем довольна ею, считает ее плохой хозяйкой. На лето она всегда уезжает к своим родителям в деревню и возвращается не раньше конца сентября. По мнению старой фру Кристенсен, она неподходящая жена для Вигго. Двое старших детей уже вернулись из деревни: им скоро в школу; мальчика зовут Адольф, девочку — Алиэтте. Мальчик мне всегда почтительно кланяется, а девочка приходит рассматривать мои платья. Они очень заносчивы с прислугой, но умеют вести себя в присутствии чужих людей. Старая фру Кристенсен очень ласкова. Ей уже больше семидесяти лет.
