— Да, сэр. Это приходило мне в голову.
— Так вы подозревали, что что-то происходит?
— Да, сэр, у меня были подозрения. Но у меня не было доказательств. Во время войны иногда происходят очень странные вещи, но все это могло иметь очень простое объяснение.
— Да, такое объяснение есть, — прервал его я. — Ваш друг — платный шпион, а вы, вольно или невольно, его соучастник.
Гельдер в волнении начал кусать свои толстые губы. Через минуту он пробормотал:
— Да, сэр. Но я не виновен, уверяю вас.
— Чем дальше в лес, тем больше дров. Теперь ответьте на другой вопрос. Вас допрашивали в Лиссабоне, в Кюрасао и Канаде. Все, что от вас требовалось, так это сказать правду, и тогда ваш друг не смог бы заниматься шпионажем. Но вы ничего не сказали. Почему?
— Я был так запуган, сэр…
Я внимательно осмотрел его с ног до головы.
— Но вы же офицер. Вы носите шкуру льва. Неужели вы трусливый шакал в львиной шкуре и угроза могла заставить вас молчать и тем самым стать соучастником шпиона?
Гельдер был близок к обмороку. Он весь как-то сжался, и форма стала висеть на нем.
— Я хотел рассказать правду, но я был так напуган, — почти прошептал он.
— Вы знаете, что перед лицом закона шпион и его соучастник одинаково виновны?
Он облизал пересохшие губы и чуть слышно пробормотал: «Нет, сэр».
Я решил использовать последнее средство.
— Что вы сделали с пирамидоном[1], который вам дал Кнолле перед отъездом? — резко спросил я его.
Гельдер смутился.
— Он не давал мне никакого пирамидона, сэр.
Вдруг лицо его прояснилось.
— Вспомнил, у моего друга в чемодане был какой-то белый порошок, — быстро проговорил он.
Дело было закончено. Представители контрразведки имели теперь все основания тотчас же арестовать Гельдера. Но я попросил их оставить Гельдера в моем распоряжении на 24 часа и пока не арестовывать его. Я объяснил им, что хотел бы спасти голландскую армию от скандала. Ведь если станет известно, что один из ее офицеров был арестован как соучастник шпиона, разыграется скандал. Они удовлетворили мою просьбу.
Я сразу же связался со своим непосредственным начальством — министром юстиции и военным министром голландского правительства в Лондоне. Мы встретились, я ввел их в курс дела и попросил немедленно уволить Гельдера из армии. В тот же день решением чрезвычайного военного суда Гельдер был разжалован и уволен из армии. А на следующий день он был арестован английскими властями, но уже как гражданский человек. Его заключили в тюрьму в Сюри, где он должен был пробыть до конца войны. Затем предполагали отправить его в Голландию для предания суду. Было признано, что Гельдер потенциально опасен и поэтому не может оставаться на свободе. Но Гельдер так и не предстал перед судом. Примерно через год после его заключения на тюрьму был совершен воздушный налет. Одна или две бомбы упали вблизи тюрьмы, и Гельдер, не выдержав этого потрясения, умер от разрыва сердца. Как я уже говорил, он был труслив. Одновременно с арестом Гельдера голландским властям в Канаде была послана телеграмма, в которой предлагалось арестовать журналиста, приехавшего вместе с Гельдером и все еще находившегося там. Этот журналист, я пока не могу назвать его фамилии, был отправлен в Англию, где содержался в тюрьме до конца войны. Затем его отправили в Голландию для предания суду.
