А Земцова ожидала случая, чтобы поговорить с командиром о задуманном деле.
— Не хочу больше быть телефонисткой, — твердо выговорила она. — Назначьте меня к орудию!
— Почему это вдруг?
— Не могу больше, не могу, — твердила она. Новицкий доказывал, что ей трудно будет у пушки, что и телефонисткой быть почетное дело. Но Земцова настаивала на своем.
Новицкий что-то обдумывал, решал. Затем сказал порывисто.
— Ну если на то пошло, то переведу…
— Наводчицей?
— Нет. Санинструктором! Санинструктора у нас нет. Погиб…
Земцова задумалась. Ей казалось, что ее место только у орудия. Не зря же она в свободное от дежурства время ходила в расчет, присматривалась, как действуют орудийные номера. Но сейчас, выслушав Новицкого, заколебалась. И после небольшой паузы ответила:
— Согласна!
— Вот и хорошо. А дел много. Раненых нужно переправлять на тот берег. Как говорят — эвакуировать. Приступайте к работе.
В подошедший газик втолкнули толстого фрица — «языка», и Сытник сопровождал его до места.
Герман, почти всю ночь не смыкавший глаз, в это время выслушивал старшего группы бойцов, которая посылалась на выручку третьей батареи.
А батарея дралась героически. После того как Егупов направил с донесением на КП полка Попову, гитлеровцы повели обстрел батареи из пулеметов. Командир единственного уцелевшего орудия сержант Хайдуров, уже дважды раненный, открыл по врагу огонь. Вражеские пулеметы затихли. Автоматчики откатились. Затем на батарее один за другим разорвались три снаряда. Зенитчики увидели на бугре пушку, которая и вела огонь. Загорелись ящики от боеприпасов, вызвав пожар.
Сержант Хайдуров направил зенитку на вражескую пушку и вынудил ее замолчать.
— Погасить пожар! — приказал Егупов бойцам, среди которых были почти одни девушки.
— Воды нет — землей забрасывайте! Да побыстрее орудуйте лопатами! — наставляла подруг Елена Арестова. В семнадцать лет училась в ФЗУ и работала на строительстве тракторного завода на Волге. На батарее среди девчат она была запевалой. Первой бросилась растаскивать горящие ящики. Полыхавшие языки пламени постепенно меркли и гасли.
Но спустя час-полтора на батарее вновь стало светло как днем: фашистский самолет повесил осветительную бомбу — «люстру», — как называли их наши бойцы. Расчет у противника был простой: зенитки начнут стрельбу — и легко будет засечь батарею. Но Егупов не поддался на эту удочку: батарея себя не выдала.
Когда рассвело, бойцы увидели на подступах к огневой позиции немало трупов гитлеровцев.
