Мать снова повернулась к луку.
– Дрянь! – заорала Тэра. – Бессердечная дрянь! Чертова крашеная блондинка с чистенькой работой у болтливого доктора! Это ты довела папу до такого конца!
Мать выпрямилась. Ее лицо оставалось безучастным.
Сол Ксавьер, молча остановившийся в дверях, шагнул вперед и взял Тэру за руку.
– Перестань, – мягко сказал он.
Он отвел ее в гостиную, где Тэра стряхнула его руку и беззвучно выругалась. Она плюхнулась в кресло.
– Мне хочется выть, – сказала она. – Мне хочется реветь, рыдать и стонать. У меня все это здесь. – Она стукнула себя в грудь.
Ксавьер смотрел на нее сверху вниз непроницаемым взглядом.
– Ну, так давай, начни плакать. Лучше выплакать все сейчас, иначе эта боль растянется на долгие годы.
Даже в ярости Тэра поняла, что в его словах есть смысл. Но она не собиралась плакать по его команде.
– Не здесь. Не сейчас, – холодно сказала она.
– Потому что я здесь?
– Да! – Тэра свирепо посмотрела на него.
Ксавьер, которого всегда тянуло исключительно к высоким холодным блондинкам, вдруг почувствовал, что его самым примитивным образом влечет к этой миниатюрной, похожей на эльфа, девушке, с глазами, как хризолиты, и грудями круглыми и крепкими, как маленькие дыньки. Он смотрел на нее, сохраняя непроницаемое выражение лица. Тэра могла бы решить, что в этом взгляде одно лишь презрение за то, что она позволила себе устроить истерику на похоронах отца. Отвернувшись от нее, он подошел к прекрасному пианино "Бехштейн", которое первоначально принадлежало прапрадедушке Тэры. Его инкрустированная ореховая крышка была завалена цветами, принесенными в знак соболезнования, все еще завернутыми в целлофан. Рядом с ними лежал потертый футляр с последней, самой лучшей из скрипок отца. Ксавьер лениво коснулся пальцами кожи футляра, потом медленно открыл его, вынул инструмент и задумчиво провел рукой по его блестящей поверхности.
– У него никогда не было Страдивари или Гварнери, – с горечью заметила Тэра.
Ксавьер перебирал пальцами струны.
– Эта вещь не намного хуже. Прекрасный инструмент. Твой отец был замечательным скрипачом, верным и преданным слугой музыки.
– Он вкладывал всю душу, играя в этом оркестре! – сердито сказала Тэра.
Ксавьер поднял брови.
– Многие музыканты так играют. Именно поэтому их и берут в оркестр.
– Они получают гроши за свои рабский труд. Каждый день репетиции, каждый вечер концерты! А что делаете вы? Стоите перед ними и машете палочкой, потом забираете свой кругленький гонорар и улетаете на другой конец света.
