Бруно проигнорировал ее резкие слова, слишком хорошо понимая ее.
– Ксавьер расспрашивал о моих музыкальных успехах, – сказал он. – Он считает, что у меня есть возможность играть с оркестром Тюдорской филармонии. Им иногда требуется замена в группе ударных.
Тэра в изумлении уставилась на него.
– Приди в себя, Бруно. На замену в Тюдорскую филармонию очередь в милю длиной. А ты в последний год играл только на литаврах. Со стороны Ксавьера это просто вежливость. Или, вероятнее всего, желание произвести впечатление на мою мать своим могуществом.
– Нет, – мягко возразил Бруно. – Литаврист был здесь, и Ксавьер познакомил меня с ним. Очень симпатичный старичок. Он пригласил меня к себе на занятие на следующей неделе.
Тэра посмотрела на восторженное мальчишеское лицо Бруно и оттаяла.
– Тогда это замечательно. Извини, что была такой свиньей.
Бруно улыбнулся.
– Ксавьер отличный парень. На самом деле!
– Хорошо. Но, ради Бога, перестань называть его "сэр"!
– Извини. Это как-то само вырвалось.
– Мне не нравится, что он приехал сюда.
– Но он действительно высоко ценил твоего отца. И вообще, он замечательный.
– Перестань так им восхищаться!
– Извини.
– И перестань извиняться! – воскликнули они хором и рассмеялись.
В кухню вошла мать.
– Ксавьер остается на ужин. Бруно, будь лапочкой и принеси пару бутылок кларета из подвала. Тебе придется поискать их в пыли.
– Это же папин кларет! – возмутилась Тэра.
Мать посмотрела на нее с насмешливым любопытством. Затем спокойно повернулась и открыла холодильник, осматривая его содержимое.
Тэра была вне себя. Она залпом выпила еще одну рюмку шерри. Алкоголь никогда не делал ее тупой или раскисшей. Бруно всегда поражался ее способности пить и при этом сохранять светлую голову. Спиртное гораздо больше влияло на ее чувства, чем на рассудок, и сейчас она была на грани эмоционального взрыва.
Мать положила на стол четыре толстых ломтика мяса и сбрызнула их уксусом. Затем взяла нож и начала тонко и аккуратно резать лук.
Тэра всмотрелась в лицо матери. Ее глаза оставались совершенно сухими, несмотря на едкие испарения лука.
– Почему он решил остаться? – прошипела Тэра, ходя вокруг матери кругами, как злобно рычащий терьер. – Какое ему до нас дело? Этот вечер мы должны были провести с тобой вдвоем. Это наше семейное горе.
Мать подняла на нее глаза. Ее лицо было спокойным и странно безмятежным.
– Почему ты не плачешь? – яростно вопрошала Тэра. – Почему ты такая до ужаса холодная и собранная?
