— Точно не знаю, но думаю, что осталось меньше пяти минут.
— Бежим! — вопит стрелок, срываясь с места. Лотарингский Малыш так быстро перебирает ногами, что я догоняю его уже у самого входа в арсенал. При виде боевых товарищей нетерпеливо притоптывающий парижанин враз светлеет лицом, брошенный им факел падает в лужу разлитого масла. Радостно гудит пламя, набирая силу, перепрыгивает с груд новенького обмундирования на связки стрел, с шеренг копий на бережно увязанные пучки заготовок для луков. Когда мы вылетаем из ворот, шевалье де Кардига и сьер Габриэль уже в седлах. Лотарингский Малыш запрыгивает на коня, как дикий барс, и тут же исчезает из вида.
— Быстрее! — кричу я, заскочив в седло. — Сейчас здесь все взорвется!
Не успеваем мы проскакать шестисот ярдов, как почва под ногами идет ходуном, будто мы вновь очутились на палубе корабля. Мне в спину словно саданули боевым молотом, и я лишь каким-то чудом удерживаюсь в седле. Позади грохочет так, что у меня вот-вот лопнет голова, корчась от боли, я зажимаю уши. Замерли, растопырив ноги, кони, испуганно ржут, вращая налитыми кровью глазами. Я оглядываюсь: слетевший с лошади парижанин поднимается с земли, держась за бок, лицо побагровело, плащ разорван. Здание арсенала медленно вспухает, из проломов в стенах бьют языки пламени, и оттого мне кажется, что из-под земли встает, упираясь головою в небо, гигантский дракон. На побережье Ла-Манш будто проснулся действующий вулкан, еще один в дополнение к тем шестистам, что уже уродуют лик континентов. Столб пламени и дыма вырастает до небес, заставляя весь город содрогнуться в ужасе, а рев и грохот так чудовищны, что воспринимаются уже не ушами, а всем телом.
Наконец почва перестает трястись, и застывший в ужасе Саутгемптон расцветает пламенем многочисленных пожаров. Отовсюду доносятся панические крики и призывы о помощи, тревожно звонят церковные колокола, душераздирающе воют собаки, жалобно мычат коровы. Истошно кукарекают петухи, обманутые вставшим над городом заревом, бушующее пламя расцветило улицы всеми оттенками багрового. Я еду в самом центре этого ада, даже не пытаясь сдержать довольной улыбки. По всему выходит, что Рождество в этом году удалось.
Выехав за город, мы останавливаемся.
— И что теперь? — горько спрашивает наваррец. — Ну, подожгли мы хранилище корабельного леса, уничтожили арсенал с запасами оружия на целую армию, но цели-то своей так и не достигли!
— Наверняка нас запомнил кто-то из солдат, которые охраняли арсенал или хранилище древесины, — сдержанно замечает Жюль де Фюи. — Вряд ли мы смогли перебить всех, наверняка кто-то спрятался в темноте. В город нам возвращаться нельзя.
