— Ну, держитесь теперь! — грозит он кому-то.
— Послушай, Малыш, — говорю я. — А как быстро ты сможешь побежать вот с этим бочонком?
В тишине подземелья мои слова звучат непристойно громко.
— К чему нам бежать, мы и пешком успеем, — отзывается тот небрежно.
— Не успеем, — возражаю я.
Масляная лампа в руке мягко качается, разбрасывая вокруг нас тени, я верчу головой, примериваясь.
— Пойми, такой случай раз в жизни выпадает!
Лицо Малыша становится очень серьезным, зрачки расширяются, в голосе звучит недоверие:
— Ты не сделаешь этого.
— Сделаю! — убежденно заявляю я. — Какое Рождество обходится без большого бума?
Он глядит непонимающе, и я досадливо вздыхаю. Не объяснять же ему, что в России, откуда я родом, на Рождество подрывают петарды и пускают фейерверки — в общем, веселятся от души. Считается, что чем сильнее ты бабахнешь, тем веселей станет у тебя на сердце. В конце-то концов, еще ни разу за пять лет, проведенных в пятнадцатом веке, я толком не веселился, может же и у меня быть праздник? Ведь до сих пор я отказывал себе буквально во всем, даже Турель, если помните, не взорвал, хотя и испытал сильнейший соблазн. А тот форт, что цепью запирал Луару, не в счет. Ну что это за масштабы, всего десять бочек пороха, сказать кому — засмеют!
Звякает кольчуга, изогнувшись, я долго шарю под одеждой, наконец достаю маленький кожаный мешок. Разинув рот, Малыш глядит, как я вынимаю из мешка моток тонкой веревки и, закрепив свободный конец в одной из бочек с порохом, принимаюсь аккуратно разматывать шнур, пятясь к выходу.
— Что это? — с подозрением спрашивает стрелок.
— Я назвал его роберовским шнуром. Понимаешь, как-то несолидно в моем возрасте делать дорожки из пороха, словно я сирота какая, — словоохотливо объясняю я. — Вот и пришлось мне в Саутгемптоне найти одного алхимика. Заплатил ему, признаюсь, дорого, но дело того стоит!
Не успеваем мы подняться по пандусу, как шнур заканчивается. От фитиля масляной лампы огонь молниеносно перепрыгивает на роберовский шнур, и я аккуратно кладу его на пол. Несколько секунд мы с Maлышом глядим, как уверенно, даже целеустремленно движется огонь по шнуру, затем я хлопаю стрелка по налитому силой плечу.
— Пора бежать, — буднично говорю я. — Сейчас как бабахнет!
— И сколько у нас времени? — пятясь, спрашивает Малыш.
Он так сильно прижал к груди бочонок, что тот тихонько поскрипывает. По глазам вижу, что порох этот парень ни за что не бросит.
Я поднимаю глаза к потолку и, прикинув длину шнура, признаюсь:
