Со склона донесся стук камней. На тропинке, брякая колокольчиком, появилась коза, за ней – другие, позади прыгали козлята, они начали копаться своими носами в сухих пальмовых листьях на берегу.
Тыкая впереди себя сучковатой палкой, по тропке спускался седовласый старик в свободной накидке из козьей шкуры. У него были костлявые ноги с тощими икрами. Не говоря ни слова, он пошел по берегу и, сев на корточки рядом с Коэном, устремил свой взор на море. Легкий ветер шевелил, пучки его пожелтевшей бороды.
– Vroxi. – Он показал на небо.
Коэн непонимающе пожал плечами.
Пастух удивленно-насмешливо посмотрел на него, как будто Коэн не понял простой шутки. Он извлек из своей шкуры-накидки завернутый в тряпку кусок хлеба и, отломив ломоть, предложил Коэну. Крошащийся хлеб отдавал содой. Он отщипнул также и немного козьего сыра, сухого, с привкусом оливок.
– Tedesco? – спросил он.
Коэн покачал головой.
Пастух, улыбнувшись, обнажил обломки прокуренных зубов.
– Bambino, Benghazi. – Он показал на себя, потом вытянул руку на уровне пояса. Кивком головы он указал на Коэна. – Americano, bene?
Коэн покачал головой. Пастух пожал плечом. По металлически-серому с белой каймой небу плыло похожее на акулу облако. Пощипывая траву, козы стали забираться на северные утесы. Уперевшись палкой в песок, пастух поднялся. Желтые ногти на ногах торчали из его веревочных сандалий, как когти.
– La pioggia, stasera, – сказал он и засеменил за козами, подняв палку на плечо.
Коэн взглянул на море. «Почему же любитель обезьян не стал меня убивать? Надеялся, что выведу его на Пола? Зачем надо было убивать Ким или Фу Дордже, или Сирэл? Чтобы заставить их замолчать? Наказать? За что наказать?»
Коэн забрался по тропинке наверх. Долина была окутана предвечерней тишиной. Тускневший кустарник поднимался вверх и покрывал зазубренные высоты. На севере над одинокой низкорослой сосной на вершине горы кружил казавшийся крошечным ястреб. Девятнадцать дней.
* * *
«Пежо» нигде не было видно. В домике было дымно и тепло, в очаге краснели угли, пол подметен, но Клэр отсутствовала. Ее одежда висела на стене возле кровати. Он притронулся рукой к телесного цвета бюстгальтеру, сохранявшему ее запах, затем сорвал горсть виноградин с грозди, лежавшей на столе, и выглянул в окно.
Взяв с собой трубку тибетца, он направился на север по следу телеги. Грязные тучи собирались над голыми зубьями горных вершин. Тропа разделялась на несколько более мелких козьих тропок, каменистых и усыпанных козьим пометом. Пикируя друг на друга в теплых потоках воздуха, над горами резвились два ворона. Боль в колене никак не проходила, он шел до тех пор, пока она не стала нестерпимой.
