- Достаточно ли я молодо выгляжу? - спросил он вдруг. Да, кажется, именно так и спросил.
- Ну, неплохо.
- Я нравлюсь женщинам.
- По-моему, ты их избегаешь.
- Я нравлюсь женщинам, - повторил он настойчиво, - И я сильный. Хочешь, померяемся? Я гораздо сильнее тебя.
Ага, так вот зачем я ему понадобился.
- Дурак, я не буду с тобой драться. Давай лучше выпьем.
- Защищайся, не то умрешь! - закричал он.
Я, кажется, заставил себя рассмеяться. Он ударил меня в живот. Я едва не упал. Столкнул какую-то вазу с одного из этих его античных столиков. У меня потемнело в глазах. И я тут же увидел кровь: кровь и насилие во всей его круглосуточной болтовне.
Я выпрямился, схватил тяжелое пресс-папье. Всей рукой ощутил холодное, отрезвляющее оружие. Увидел совсем рядом его сузившиеся глаза. Вскинул руку, чтобы тут же ударить. Сконцентрировал в ней все свои силы. Почувствовал страх, что никогда отсюда не выйду, и решимость выйти любой ценой. Ведь раньше я занимался спортом, когда-то неплохо боксировал, изучал дзюдо. Лишь потом все это утонуло в алкоголе.
Однако я задержал руку.
Я понял, что могу его убить, и задержал руку. Зато левая тут же нашла его подбородок. Бац. Голова с прищуренными глазами отлетела назад. Он перевалился через кресло. Потом поднялся, вытер губы. Не понимаю, почему я тут же не бросился к двери. Все еще ослепленный яростью, я шел на него с пресс-папье в правой рука. Левая была готова отразить удар - и нанести удар.
- Неплохо, - сказал он, вновь вытирая губы. - Совсем неплохо. Ты еще не умер. Пока еще жив.
Он кошачьим движением рванулся ко мне, увернувшись от обрушивающегося ему на голову пресс-папье. Снова нанес удар, и я упал. Мгновенно свернулся, как червяк, и ждал нового нападения. Подняться боялся, думал, он снова меня ударит.
Он действовал без спешки, но безошибочно. Выждал несколько секунд, пока я не остыл. Пресс-папье в руке у меня уже не было. Он приблизился, я попытался пнуть его, однако он увернулся. Я вскочил и провел крюк в челюсть. Голова его дернулась от удара.
Я добавил левой, он отскочил назад. И вдруг я почувствовал кровь, много крови в носу и на губах. Миг боли. И ничего больше.
Нет, была не только боль. Именно в тот момент я подумал: "Зачем ты, болван, защищаешься? Ведь нет у тебя никого, никогошеньки. В твоей памяти нет ни одного родного лица. Для кого ты живешь?" И это меня потрясло.
И я ощутил благодарность к Ежи Фаусту за эти удары, за эту встряску. Понял, что он - единственный человек, который интересуется мною всерьез. И его лицо - единственное в моей памяти.
