Фаустерон | страница 10



По словам Ежи, она, казалось, была несколько разочарована его поведением. Вероятно, он все-таки был ей не совсем безразличен. Во всяком случае, и в таком толковании он остановился. А вечером подсыпал им в чай снотворного. И, когда удостоверился в успехе (они, разумеется, спали в отдельных комнатах), когда констатировал потерю сознания, то сделал уколы.

"Я раздел их, положил рядышком и с удовлетворением несколько раз вонзил в их тела шприц. Тела вздрагивали при каждом уколе. Я превратил их в деревянные колоды. Нет, не так. В мясные туши, ни на что уже не реагирующие, Я непрерывно замерял температуру и с удовольствием отмечал, как она постепенно снижается".

У него было заранее подготовлено несколько ванн-холодильников. Для подопытных животных, обезьян.

"Я наполнил ванны раствором, предварительно охлажденным до девяти градусов Цельсия. Собственноручно опустил каждого из них в ледяную купель. Но температуру мозга поддерживал более высокой. Видишь эти трубки и провода? Время от времени с помощью электрического тока я активировал их мозги, пробуждал их к остаточной деятельности. Чтобы совсем не погибли".

Уложив тела в ванны, он еще больше снизил температуру. Тела застывали, твердели. Температура упала до нуля. "Предварительно, еще до достижения нуля, я открыл им вены и забрал всю кровь. Посмотри, показал он, - вот бутылки с их кровью, законсервированной и живой. Они получат ее перед самым оживлением, на последней стадии процесса. У меня сколько угодно крови, вполне подходящей для начальных перелизаний. Они получали ее и тогда, когда я брал у них кожу для омоложения. - Он показал на еще одну шеренгу бутылок, наполненных красной жидкостью. - А потом забирал кровь обратно. Их сердца не бились. Тела оставались мертвыми".

Внезапно он прервал эту болтовню. Побледнел, Я понял: ему стало плохо. Теперь надо было ударить его, оглушить, бежать и известить власти.

Эта мысль снова и снова возникала в моем пьяном, вернее, полупьяном сознании. А вдруг эксперимент не удался? Вдруг он не сумеет их оживить? Или даже сумеет, но они поведут себя иначе, чем он предполагает? Меня ужаснула мысль о моей собственной неизвестной роли в этой странной, маниакальной игре. О роли, которую он отвел для меня. Для чего я ему нужен? .

Вероятно, он понял мое состояние, так как подсовывал теперь рюмку за рюмкой. И вновь его рассказ тонет в забытьи. Мне было весело. Пусть все идет к черту. Жигнь моя пошла крахом. Что мне его исследования? Женщина в ванне уже не была женщиной, юноша перестал быть юношей: мертвые, обледеневшие куски материи. Неважно,