Вполне возможно, то же самое происходит сейчас со скелетом нашего интеллекта, т.е. с текстом. Точно так же, как скелеты рыб, птиц и земноводных, тексты прошли этап специализации. В соответствии с утилитарными потребностями они дифференцировались на сакральные, наукообразные, философские, светские. Затем произошло расслоение в соответствии с социально-профессиональной сферой их приложения – с языком высшего общества, просторечием, диалектами, непрерывно множащимися профессиональными языками, в том числе собственно литературным языком, а ещё позднее – в соответствии со стилями, коррелирующими с тем или иным мировоззрением, – классицизмом, сентиментализмом, романтизмом, реализмом, модернизмом и т.д.
Именно истинный текст, являющий собой образец безукоризненного миропонимания, корректирующий первородное искажение, – вот что типологически должны были представлять собой священные писания. И во все последующие, в том числе новые и новейшие, времена продолжались эти усилия по генерированию безупречных в своей интерпретации реальности текстов. Неслучайно великие литературные произведения становились культовыми и привлекали всеобщее внимание.
Так, ещё с добиблейских времён любой текст вовлекался в социальное измерение и автоматически становился манифестирующим мировоззрение текстом. И чем сильнее разгоралась вражда мировоззрений, тем сильнее распалялся у современников интерес к тексту.
Ещё до недавнего времени принадлежность к различным художественным стилистикам воспринималась как борьба за господство. Традиционалисты или почвенники боролись с авангардистами или модернистами, и это была непримиримая борьба, равносильная борьбе между хищниками и их жертвами. Словно обладатели клыков и когтей вступили в схватку на уничтожение с обладателями рогов и копыт вплоть до победного конца, до полного истребления, до бескомпромиссного отказа им в месте под солнцем.
Но с недавнего времени накал страстей безнадёжно померк.
Эксперименты с мировоззрениями закончились точно так же, как когда-то закончились эксперименты со скелетами. Не потому, что авторы не хотят больше экспериментировать, а потому, что возможности этих экспериментов исчерпаны. И авторы с некоторой растерянностью и удивлением обнаружили практически полную потерю интереса как к их текстам в целом, так и к их экспериментам в рамках этих текстов, в частности, вне зависимости от своей принадлежности к традиционалистам или авангардистам. Их противостояние утратило всяческий смысл: ведь общая потеря интереса к текстам попросту лишила его реального содержания. После многих веков противостояния традиционалисты и авангардисты оказались вдруг товарищами по несчастью. И только дремучий инстинкт самосохранения не позволяет им протянуть друг другу руку.
