На могильных плитах памятника теплились свечи, некоторые верующие пытались неуверенно и робко вторить распеву. Батюшка лишь изредка вступал с гласом:
– Об оставлении согрешений скончавшихся в надежде на блаженство вечной жизни Господу помолимся.
Пока хор, подхватив, вел, священник читал имена, вернее, бубнил, как тарабарскую грамоту, скорей, скорей, чтоб всех перечислить, – ему приходилось гнать галопом, на одном почти дыхании. Но не останавливался бумажный ручеек, чтица с видимым уже трудом наклонялась к стоявшему на земле портфельчику, опуская и опуская в него рублевые вороха.
Хорек стоял на возвышении – все слышал и все видел. Прожорливый зев портфельчика все пополнялся и пополнялся, батюшкины слова одно за другим, спешные, почти суетные, словно задав ритм, тянули и тянули новые и новые денежки из карманов собравшихся.
Батюшка все бросал в кладбищенское безветрие имена убиенных, померших своей смертью давно и недавно, замученных, сродников, знакомых, любимых и не очень, поминаемых от торжества минуты, от умиленности сердца.
Вот, кажется, все списки были уже и зачитаны, отработанные бумажки батюшка тут же сплавлял назад, не глядя, и их благоговейно подбирали как нечто нужное, прижимали к груди. Близилось время общего поминовения. Как ни странно, Хорек вспомнил чин – тогда, в детстве, с бабкой, хочешь не хочешь слова легко запоминались на свежую голову, и сейчас он уже знал, что скоро конец. Он прислушался, повел лишь ушами в сторону и отрешился на время от портфельчика.
– Святейших патриархов, преосвященных митрополитов, архиепископов и епископов, а также служивших Тебе в священническом и монашеском чине, создателей этого святого храма православных праотцев, отцев, братьев, сестер милосердия, на войне за веру и Отечество жизнь свою положивших; верных, убиенных в междоусобной брани, утонувших, сгоревших, растерзанных зверьми, без покаяния внезапно скончавшихся и не успевших примириться с церковью и со своими врагами; в исступлении ума самоубиенных; тех, о которых просили нас молиться, о которых некому молиться, и верующих, лишенных христианского погребения, – и всели их в места света, блаженства, покоя, где нет болезней, печали и душевных страданий. Как Благий и Человеколюбивый Бог, прости им всякое согрешение, сделанное ими словом, или делом, или помышлением, ибо нет человека, который пожил бы и не согрешил, так как Ты один только безгрешен и Твое правосудие – правосудие вечное и слово Твое – истина. Ибо Ты – воскресение, жизнь и покой усопших рабов Твоих, Христе Боже наш, и Тебе воссылаем славу с Безначальным Твоим Отцом и Пресвятым и Благим и Животворящим Твоим Духом, ныне и присно и во веки веков.
