Она смотрела ему в глаза, не отводя взгляда, как редко делали даже в «Редстоуне».
Да, Джесса знала. И ничто, сказанное им, не может убедить ее, что она не права, – он видел это в ее прекрасных глазах.
Кроме того, Сент-Джон не хотел этого отрицать. Перед кем угодно, только не перед ней. Наконец он опустил взгляд.
– Как долго? – спросил Сент-Джон, вздрогнув при звуке собственного голоса.
– С того дня на кладбище.
Он резко вскинул голову, снова глядя ей в лицо. Столько времени?
– Почему?
– Почему я ничего не сказала раньше? – Когда Сент-Джон кивнул, Джесса ответила: – Никто лучше меня не знал, что у тебя есть веские причины не желать быть узнанным здесь. Особенно одним человеком.
– Он не узнал.
– Да. Не узнал собственного сына, стоя лицом к лицу с ним. Но он не провел последние двадцать лет, молясь, чтобы ты вернулся.
Внезапно у Сент-Джона перехватило дыхание, и ему снова пришлось отвести взгляд.
– Почему? – с трудом повторил он.
– Потому что в моей жизни случилось два страшных несчастья – твое исчезновение и болезнь моего отца. – Она глубоко вздохнула. – Я никогда не теряла никого, настолько дорогого.
Сент-Джона опять охватила дрожь, но его не беспокоило, что Джесса это заметит. Она всегда знала его самые мрачные тайны и не выдавала их. Сент-Джон доверил бы Джошу даже свою жизнь, но только этой женщине, которая даже ребенком была мудрой не по годам, он мог доверить темные секреты своей души.
– Несправедливо.
– Что мой добрый, любящий отец умер, а твой, злой и бессердечный, продолжает жить? Да, это несправедливо.
С этой печальной истиной ничего нельзя было поделать. После этого Сент-Джон дошел до самого главного – единственного, о чем боялся спросить. Но, осознав, что боится, он заставил себя сделать это.
– Как?
– А как я могла тебя не узнать? Я чувствовала себя дурой – мне понадобилось столько времени для осознания того, что такие глаза могут быть лишь у одного человека в мире – Эдама Олдена.
Сент-Джон вздрогнул при звуке имени, которое он не слышал столько лет. Джесса заметила это и быстро добавила:
– Прости. Я не виню тебя за то, что ты хочешь забыть все, что мучило тебя в этом месте.
– Не все, – возразил Сент-Джон так тихо, что не был уверен, услышала ли она его.
Последовала пауза. Какой-то момент он боялся того, что может сказать Джесса, – боялся, как бы ее слова не заставили его осознать, что она не поняла… А Джесса должна была понять, что единственное, о чем он сожалел, покинув этот город, была она.
