— Так издох же! Столько человеков положил, а издох, милостью Зиждетеля, не иначе! — выпучил глаза бородач.
— Прямо на железах. — Догадливо, к огромному удовольствию рассказчика, заключил Лаер.
— На них. Осталась только персть перлового цвету, а в нем — шумиха! И пря кончилась в селе, как камень с рамен спал.
Голубой пепел и лживое золото? Это уже интересно. Лаер встретился взглядом с Рийским и вопросительно поднял бровь.
— Заклятие сожжения и имитация золота дураков? — пожал плечами тот. — Только вот зачем это?
— Скорее нужно обратиться к мифам. — Впервые подал голос Смотритель. — В легендах говорится, что при гибели оборотней остается золото и голубой пепел. Это была игра на публику. Очень суеверную публику.
Смотритель с опаской покосился на опечалившегося бородача, видно вспоминавшего павших собратьев, и осушил кружку.
— И этот маг не прогадал, — одобрительно кивнул Лаер, не столько соглашаясь со Смотрителем, сколько с неведомым магом, сделавшим беспроигрышную ставку на жалкие россказни храмовиков, пугающих народ бредовыми описаниями принципов устройства и работы магии, а так же всего с чем она связана.
— Не иначе. — Обреченно заключил Ирте. — А волхв-то объяснил, почему он оборотня увидел именно в том купце?
На взгляд Лаера вопрос был излишним. Понятно почему — приезжий человек, незнамо кто и откуда. А ткнешь пальцем в их соседа, чего доброго, это наивное стадо сомневаться начнет и план провалится. Но как оказалось, вопрос Ирте задал не зря.
— Так известно почему — блудодеянием помышлил с Кавайей. То полухвея нашенская. Краса горния. Да вот умишка ни на хлеб намазать, не иначе.
— Это у них общая беда. Одна на все село, не иначе, — весело шепнул Лаер испуганной Уне.
Еще один храмовый миф, однако, не лишенный некоторой толики морали: если до свадьбы блудом помыслишь, то Алдор взор отвратит и накажет оборотничеством блудницу и блудника. Лично на опыте Лаера, сей красивый миф терпел сокрушительное поражение. Однако на закромах цивилизации, в таких вот уединенных деревеньках это был вовсе не миф, а сакральная правда жизни, обросшая еще одной подробностью: ежели и после свадьбы изменой помыслишь — бегать тебя волчарой и выть на луну по ночам.
— Так, тот волхв велел ей во власяницу облачиться, дабы смилостивился Властитель наш небесный и даровал ей прощение.
— И даровал? — Скептично поднял бровь Лаер.
— Аккурат на деннице, не иначе.
— И как же это демонстрировалось? — немного запутавшись, спросил Лаер.
