Ни о чем не спрашивая, я налила в миску молока, покрошила белого хлеба и поставила перед мордой зверюги. Пес пил, жадно чавкая, молоко с клекотом проваливалось в гортань, бока судорожно дергались.
— Где ты подобрал это чудище?
— Возле подъезда. Он сам привязался.
— Так это "он"?
Я хмыкнула. Не то чтобы не люблю собак, скорее наоборот. Но эта выглядела уж слишком пугающе. И одновременно жалко.
— Мне долг нужно отдать. Сможем его вымыть?
— Если он мне голову во время этого процесса не откусит.
— Нет, он все понимает, поэтому и пошел за мной. Я его не звал.
— Ладно, под твою ответственность.
Я пошла в ванную набирать воду. Ты — следом. Присел на край ванны, сунул под горячую струю кисти рук. Они тут же набухли и стали красными. Глаза у тебя были чужими и отсутствующими.
— Это было спустя две недели, как меня выпустили из психушки, сочтя здоровым членом общества. Я напился. Сильно, до состояния полной отключки. До дома, где снимал квартиру, добрел на автопилоте, а на подходе к подъезду, на детской площадке, вырубился. Было март, но еще морозило. Замерзнуть за ночь до смерти — раз плюнуть. Помню, последним проблеском мысли перед отключкой было что-то вроде надежды: заснуть, закоченеть… окончательно. Очнулся от того, что нечто влажное и горячее елозило по лицу. Со сна почудилось, будто трут мочалкой. Пробуждение было ужасным: в голове молот и наковальня, все тело застыло, как у трупа, а тут еще эта псина… Странно, обычно собаки не любят пьяных, а эта лизала, и еще в глаза заглядывала, да так ласково, словно сочувствуя. Именно это сочувствие меня и взбесило. Какого черта она вывела меня из забыться, вернула к жизни? Кто ее просил, тварь… Разбудила в жизнь, тогда как околеть во сне, в бесчувствии — самый легкий выход. Я поднялся, с третьей попытки, и побрел. Она — за мной. Маленькая, грязно-белая, она отчаянно махала хвостом и повизгивала от радости. Она уже воспринимала меня как друга, как хозяина. Как же: разбудила, спасла от обморожения, и теперь я изолью на нее свою благодарность. Было раннее темное утро, часов пять, в домах горели первые редкие глаза окон. Холод адский. Я прикрикнул на нее, чтобы отвязалась. Голос не слушался, вышло хриплое карканье. Псина замерла на миг и вновь затрусила следом. Тогда я подобрал с земли палку и замахнулся. Она могла убежать или хотя бы зарычать, оскалиться. Но она лишь опять притормозила, вопрошая круглыми черными глазами: "Ты чего?.." И махнула два раза хвостом, чуть неуверенно. Злость закипела во мне с новой силой. Я ударил. Она упала и заскулила. Я ударил еще раз — чтобы не обольщалась на мой счет и подальше уносила ноги. Она пыталась подняться, но не могла, дергалась и скулила, а глаза спрашивали: "Ты что?.." Я не рассчитал силу удара: палка оказалась железной арматурой, спьяну не почувствовал веса. Перебил ей позвоночник…
